Казалось, это придержало французов. Вдобавок общественное мнение и на острове, и на континенте категорически было против военных действий. Франции и Британии ничего не оставалось, кроме как просить Чехословакию удовлетворить хотя бы частично требования судетских немцев. Галифакс принял посланника Чехословакии Масарика, которому дал предельно ясно понять, что воевать за его страну никто не станет. Министр иностранных дел говорил, что «чехословацкое правительство должно быть готово пойти очень длинным путем», что «любому из друзей Чехословакии просто физически невозможно предотвратить нападение Германии», и «даже в случае успешной войны будет сомнительно, что чехословацкое государство останется в его существующей форме»405
.Ситуация продолжала ухудшаться. Чтобы уговорить чехов пойти на какие-либо уступки Генлейну, и британцы, и французы усилили нажим на своих представителей в Праге. 7 мая британскому послу в Чехословакии Ньютону Галифакс приказал передать чешскому министру иностранных дел, что британское общественное мнение не потерпит азартной игры, блеф в которой мог бы привести к войне. Тщательно выбранные слова премьер-министра Чемберлена для его речи в Палате общин 24 марта «означали только то, что он сказал на самом деле, и что будет неблагоразумно и опасно давать слишком широкую интерпретацию его заявления»406
.Работал в этом же направлении и посол Гендерсон, который конфиденциально рассказал в Берлине, что Великобритания убеждает Прагу подводить дело ко «всестороннему урегулированию». Галифаксу не нравился Гендерсон и сам по себе, и его миролюбивый тон в отношении нацистов. Он послал ему замечания, чтобы тот особенно не баловал немцев ласковыми речами. На этот упрек Гендерсон парировал, что сила его разговоров в Берлине будет «значительно уменьшена», если ему откажут «в определенной широте выражения личного мнения». Глава Форин Оффиса ответил, что вся операция требует тонкости и что язык, используемый в Праге, должен отличаться от того, каким надо говорить в Берлине. «Независимо от того, что Вы или я можем думать об окончательных мерах, на которые Бенешу, вероятно, придется пойти, или о трудностях реальной защиты Чехословакии, но если немцы позволят себе предпринять насильственные меры, Вы не должны ни в каком разговоре, официальном или частном, позволить произвести впечатление, что мы, а также остальные будем бездействовать при любых обстоятельствах»407
.Тем временем в Лондоне вновь появился Генлейн, побывавший в Форин Оффисе и оставивший впечатление искренности своих устремлений для судетских немцев. Галифакс передал Ньютону в Прагу, чтобы тот усилил нажим на Бенеша. Президент Бенеш в это время начал колебаться и уже вроде бы был согласен пойти на требуемые условия, но тут ему стали поступать донесения о том, что на границе Чехословакии собираются немецкие войска. Об этом стало известно в Берлине Гендерсону, который тут же информировал свое правительство. Посол поспешил направить телеграмму с этими данными британским представителям в Праге, чтобы те удержали президента Чехословакии от рискованных шагов. Но ни Гендерсону, ни британским представителям не удалось этого.
Бенеш никогда не скрывал, что готов рискнуть миром в Европе ради спасения Чехословакии, а вот удовлетворить требования судетских немцев он готов не был. Поэтому Бенеш объявил частичную мобилизацию, что стало, безусловно, мощным залпом той майской драмы. Генлейн, с которым чешский президент до того вел переговоры, от любого их продолжения отказался до тех пор, пока ситуация не будет стабилизирована.