Чемберлен, видя, что Форин Оффис идет не той дорогой, подключил к делу сэра Джона Саймона, бывшего министра иностранных дел. Он спроектировал телеграмму в Прагу, в которой говорил о том, чтобы Ньютон и все еще находившийся там Рансимен усилили нажим на правительство Бенеша421
. Из Праги пришел ответ, что предупреждения Германии о вступлении Британии в возможную войну на стороне Франции лучше не делать. Тот же самый совет прислал Гендерсон из Берлина. Несмотря на то, что Галифакс ответил ему телеграммой, в которой соглашался с советом посла, на следующий день британская пресса сообщила о «британском ультиматуме».Трудно представить себе удивление премьер-министра Чемберлена, когда утром 10 сентября в «Дейли мейл» он прочел, что «в полночь» Великобритания сделала «драматический шаг» и отправила Гитлеру ультиматум о том, что, если он применит силу, Британия должна сразу объявить войну. «Это было наиболее необоснованным и вредным из всего». Чемберлен вынужден был посылать срочные телеграммы в Париж, Прагу и Берлин, чтобы опровергнуть это422
. Еще большее удивление подобное заявление прессы вызвало у Гитлера, которому никто никаких ультиматумов не передавал.Всё того же 10 сентября страхом и отчаянием была окутана Франция, которой первой предстояло ввязываться в германо-чехословацкий конфликт, если таковой все же возникнет. Бонне запрашивал непосредственно Галифакса, пойдет ли Великобритания вместе с Францией на войну. Тот отказался подтвердить это, фактически оставляя французов на произвол судьбы: «В то время как правительство Его Величества никогда не позволит кому-либо угрожать безопасности Франции, оно неспособно сделать заявление точно такого же характера о будущем времени, в которое это могло бы произойти, и об обстоятельствах, которые нельзя предвидеть в настоящее время»423
. Галифакс объяснил это тем, что такое решение не было его собственным.12 сентября Гитлер в своей речи в Нюрнберге, которую ждали как возможное объявление новой войны, решительно потребовал, чтобы судетским немцам была предоставлена автономия, иначе он грозил, что война так или иначе будет начата. 13 сентября Конрад Генлейн прекратил переговоры с пражским правительством Бенеша и уехал в Рейх. Утром в этот же день британское правительство получило сообщение, что Гитлер вступит в Чехословакию 25 сентября.
В Форин Оффис позвонил встревоженный Даладье и «безнадежно требовал» прямого разговора с премьер-министром. Трубку снял Кэдоган и решительно остудил француза, сказав, чтобы тот не использовал эту незащищенную от прослушивания линию, а передал сообщение через посла в Париже424
. Лорд Рансимен с окончательным ответом от правительства Бенеша должен был вернуться из Праги в Лондон только 16 сентября. Чемберлен понял, что наступил тот самый критический момент.В ночь на 14 сентября 1938 г. фюрер германского народа, полагавший, что Чехословакия уже у его ног и он победно въедет в Прагу на танке, получил телеграмму следующего содержания: «Ввиду усиливающейся критической ситуации предлагаю немедленно нанести Вам визит, чтобы сделать попытку найти мирное решение. Я мог бы прилететь к Вам самолетом и готов отбыть завтра. Пожалуйста, сообщите мне о ближайшем времени, когда Вы можете принять меня, и о месте встречи. Я был бы благодарен за очень скорый ответ. Невилл Чемберлен»425
.Решение о вступлении в силу плана «Z» было продиктовано в первую очередь отчетами экспертов о военном положении Великобритании, а также бесплодными консультациями с дипломатами. У Чемберлена было абсолютно ясное видение, что страна «не будет следовать за нами, если мы попытаемся принудить ее к войне из-за того, что национальное меньшинство не может получить автономию»426
. «Если мы и должны воевать, это должно произойти из-за какой-то куда большей проблемы, чем эта». Поступили сообщения от практически всех доминионов, что они не поддержат метрополию, если та выберет войну. От Южной Африки до Австралии и Канады никто не гарантировал, что военное вмешательство метрополии в дела континента будет правильно понято. Это могло грозить распадом всей Британской империи. При таких исходных данных у Чемберлена не было другого выхода, кроме как взять ситуацию в свои руки и пытаться договориться с Гитлером лично.Встав в 6 часов утра 15 сентября, сэр Алек Кэдоган отправился будить лорда Галифакса, с которым они позавтракали и поехали на аэродром Хестон провожать премьер-министра Чемберлена в Рейх. Под аплодисменты толпы, состоявшей в основном из невыспавшихся министров и их жен, Невилл Чемберлен всходил по трапу самолета, чтобы впервые совершить полет и увидеть Адольфа Гитлера. «Чрезвычайная новость! Чрезвычайная новость! Читайте про то, как могущественнейший человек Британской империи идет на поклон к Гитлеру!»427
– выкрикивали мальчишки, продающие газеты.