22 мая лорд Галифакс телеграфировал приказ передать Гитлеру личное сообщение о риске поспешных действий. Подобное может привести «к общему пожарищу, единственным результатом которого станет разрушение европейской цивилизации». Гендерсон послушно сделал это, правда, без надежды на особый успех. Для посла в Париже Галифакс передал сообщение абсолютно другого характера: «Имеет чрезвычайное значение то, что французское правительство не должно тешить себя иллюзиями об отношении правительства Его Величества в случае отказа от мирного урегулирования чехословацкого вопроса. Правительство Его Величества дало самые серьезные предупреждения Берлину, и перспектива сдерживания немецкого правительства от чрезвычайных шагов должна быть успешной. Но могло бы быть очень опасно, если бы французское правительство прочло в этом предупреждении больше, чем следовало. <…> Если же, однако, французское правительство предполагает, что правительство Его Величества сразу примет совместные с Францией военные действия, чтобы охранить Чехословакию от немецкой агрессии, то нужно справедливо предупредить их, что наши заявления не гарантируют никаких подобных последствий»408
. Кэдоган констатировал, что его руководитель в эти дни кажется самым «превосходно спокойным, уравновешенным и разумным»409. Был им доволен и Невилл Чемберлен: «Факт в том, что немцы, которые являются хулиганами по своей природе, слишком уверенно ощущают их силу и нашу слабость, и пока мы не так сильны, как они, мы всегда будем оставаться в этом состоянии хронического беспокойства. Тем более с такой оппозицией, пытающейся эксплуатировать ситуацию, чтобы дискредитировать правительство <…> наша задача сохранения мира не является легкой и завидной участью. Но я благодарю Бога за надежного и гладкого министра иностранных дел, который никогда не вызывает у меня никаких волнений, и возможно мы сумеем избежать бедствия»410. Но ситуация оставалась нестабильной, и взрыв мог произойти в любую минуту. Галифакс и Кэдоган решили отправить в Прагу своего представителя Уильяма Странга. Передышку ситуации дал Адольф Гитлер, заявивший 28 мая, что 1 октября 1938 г. станет окончательной датой решения судетского кризиса. Генлейн возобновил переговоры с чехословацким правительством.Казалось, что буря временно стихала, и лорд Галифакс со спокойной совестью уехал в Йоркшир. В Лондоне оставался Невилл Чемберлен. Выступая в Палате общин, 2 июля он представил декларацию Национального правительства, в которой зафиксировал умиротворение как официальную политическую линию Британской империи, а также сделал разъяснения по продолжающейся и набирающей обороты политике перевооружения.
Но Генлейн передал в Лондон, что Бенеш намеренно затягивает переговоры, для того чтобы подготовиться к войне. По словам лидера судетских немцев, Бенеш «не рассматривает давление Лондона и Парижа всерьез и думает, что может одурачить их»411
. Услышав о подобном, даже «разумный и уравновешенный» Галифакс утратил спокойствие и передал посланнику в Праге Ньютону, что если ситуация действительно соответствует описанию Генлейна, то по отношению к чехословацкому правительству необходим самый серьезный демарш. В частности, чехам надо понять, что, если Генлейн потребует плебисцита, правительство Его Величества расценит это как вполне благоразумный запрос.Тут поступили неожиданные новости из Германии. Как фиксировал Чемберлен: «Сообщение к нам прибыло через окольные каналы, Гитлер хотел бы знать, что мы скажем, если бы он послал одного из “руководителей” для неофициальных переговоров. Мы сделали осторожный, но дружественный ответ, и эмиссар приезжает завтра. Галифакс увидит его в понедельник»412
. Чемберлен с облегчением рассматривал этот шаг рейхсканцлера и возлагал большие надежды на возможное урегулирование. Немецким эмиссаром был капитан Видеманн, близкое доверенное лицо Гитлера. Под одним из «руководителей», разумеется, понимался Герман Геринг, заинтересованный в улучшении отношений между Британией и Рейхом.Переговоры проходили 18 июля на 88, Итон-сквер в доме Галифакса. Помимо министра иностранных дел, на них присутствовал еще и Кэдоган, который так описывал этот разговор: «Он прибыл, чтобы предложить нам посещение Геринга. Мы сказали, что в принципе восхищены этой перспективой, но, конечно, было бы лучше, если бы сначала был ликвидирован чешский вопрос. Он выдал множество обязательных гарантий, что,