— Ты что, только что устроила взрыв? — Джулиан вошел в кабинет, его щеки были запачканы чем-то черным. Она заглянул Эмме за плечо и присвистнул. — Старый добрый тайник в полу.
— Помоги мне вытащить оттуда все. Возьми вот эту огромную книгу, — Эмма взяли три другие маленькие книги. Они все были в кожаном переплете, а на корешках было тиснение — буквы МФБ. Края страниц были потрепаны.
— Это не книга, — сказал Джулиан странным тоном. — Это портфолио.
Он взял портфолио в руки и пошел в гостиную. Эмма поспешила за ним. Две дымящиеся чашки чая стояли на кухонном острове, а в камине горел огонь. Эмма поняла, что черные пятна у Джулиана на лице скорее всего от пепла. Она представила себе, как он присел на колени и начал разжигать для них камин, терпеливо и вдумчиво, и она почувствовала, как ее накрыла огромная волна нежности к нему.
Он уже стоял рядом с кухонным островом и аккуратно открывал портфолио. Он затаил дыхание. Первым был акварельный рисунок Чапел Клиффа вдалеке. Формы были объемными, а цвета яркими. Посмотрев на рисунок, Эмма почувствовала холодный морской воздух на своей шее и услышала крики чаек.
— Как красиво, — сказала она и села напротив Джулиана на высокий стул.
— Это нарисовала Аннабель, — он прикоснулся к ее подписи в правом углу. — Я и не знал, что она была художницей.
— Думаю, это у вас семейное, — сказала Эмма. Джулиан не поднял головы. Он аккуратно, почти с благоговением переворачивал страницы. В портфолио было много изображений моря. Аннабель, видимо, любила рисовать океан и изгибы берега, сдерживающего его. Аннабель также изобразила на множестве своих рисунков усадьбу Блэкторнов в Идрисе, подмечая мягкий золотой цвет камней, из которых он был построен, красоту садов, ветки шипов, оплетающие ворота. «Прямо как на стене твоей комнаты», — хотела сказать Эмма Джулиану, но не стала.
Тем не менее, Джулиан не остановился ни на одном из рисунков. Вместо этого он рассматривал карандашный зарисовок того самого коттеджа, в котором они сейчас находились. Его окружал деревянный забор, вдалеке виднелся Полперро, а на противоположной стороне бухты лежал городок Уоррен, утыканный домиками.
Малкольм стоял, прислонившись к забору. Он выглядел невероятно молодо — видимо на тот момент он еще не перестал взрослеть. Несмотря на то, что это был всего лишь карандашный набросок, но на нем была запечатлена светлота его волос, странность его глаз. Линии были нарисованы с такой любовью, что благодаря этому Малкольм был прекрасен. Он выглядел так, словно вот-вот улыбнется.
— Думаю, они жили здесь двести лет назад, возможно скрываясь от Конклава, — сказал Джулиан. — Есть что-то особенно в том месте, где ты провел время с любимым человеком. Оно обретает значение. Становиться больше, чем просто местом. Оно становится выражением того, что вы чувствуете друг к другу. Моменты, проведенные в этом месте с кем-то… они становятся частью кирпичей и штукатурки на стенах. Частью души этого места.
Свет от пламени коснулся одной стороны его лица, его волос, превращая их в золото. Эмма почувствовала, как к горлу подступили слезы, но она сопротивлялась им.
— Вот почему Малкольм не позволил этому дому превратиться в руины. Он любил это место. Он заботился о нем, потому что здесь он был вместе с ней.
Эмма взяла свою чашку с чаем.
— А может и потому, что хотел привезти ее сюда? — сказала она. — После ее воскрешения?
— Да. Думаю, Малкольм воскресил ее неподалеку отсюда, чтобы потом скрываться с ней здесь, как и много лет назад, — Джулиан, казалось, стряхнул с себя то настроение, которое завладело им, как собака стряхивает воду со своей шерсти. — На полках стоят путеводители по Корвеллу, я посмотрю в них. А у тебя там что? Что за книги?
Эмма открыла одну из них. «Дневник Малкольма Фейда-Блэкторна, 8 лет» — было написано на внутренней стороне обложки.
— Во имя Ангела, — произнесла она. — Это его дневники.
Она начала читать вслух первую страницу.
«Меня зовут Малкольм Фейд-Блэкторн. Первые два имени я выбрал себе сам, а последние было дано мне Блэкторнами, которые любезно приняли меня к себе. Феликс говорит, что я подопечный, но я не знаю, что это означает. Еще он говорит, что я маг. Когда он это говорит, я думаю, что скорее всего быть магом нехорошо, но Аннабель говорит, чтобы я не волновался, что мы все рождены теми, кто мы есть, и этого не изменить. Аннабель говорит…».
Она замолчала. Это человек, который убил ее родителей. Но еще это был детский голос, беззащитный и потерянный, звучавший из глубины веков. Двести лет…дневник не был датирован, но должно быть был написан в начале 1800 годов.
— «Аннабель говорит», — прошептала она. — Что он влюбился в нее так рано.
Джулиан прочистил горло и встал со стула.
— Похоже на то, — сказал он. — Нужно поискать в дневниках упоминания мест, которые были важны для них обоих.
— Тут их много, — заметила Эмма, взглянув на три книги.
— Значит, нам придется много читать, — ответил Джулиан. — Пойду сделаю нам еще чая.
Стон Эммы «Только не чай!» последовал за ним на кухню.
* * *