ЛОРИНГ

– Не сомневаюсь, – я и сам прекрасно знал, что этот маскарад Фил задумал неспроста. Вот только чтобы обман сработал, я должен был оказаться на свободе. Неужели Пилс так низко пал? Нет, не может быть. Он мог бы запереть меня в подвале и пытать, но никогда бы не поставил под угрозу жизнь Илайн. Вилсон? Финлисон? Или Вудроу разыграл гениальный план, в котором дергал каждого за ниточки, как марионеток? – Илайн знает, что напал не я. И ее жизнь до сих пор под угрозой.

– Об этом вам не стоит беспокоиться, – ответил он, сделав ударение на слове «вам». – Сейчас перед нами стоит другая задача.

– «Перед нами»?

Я медленно поднялся и поставил чашку с блюдцем на стол. Передо мной злой гений или святой? Я больше не тот, кто был ему нужен. Шпионить за венаторами не могу, к тому же все собаки города теперь разыскивают вора, напавшего на сыщицу. Я поделился этими соображениями с Вудроу, и тот, к моему еще большему удивлению, выглядел крайне озадаченно.

– Вы всерьез думаете, что сейчас я мог бы оставить вас в трудном положении? Казалось, что я достаточно точно выразился, когда разрешил вам называть меня по имени. Наверное, мы оба не слишком социально осведомлены, поэтому простые знаки, доступные обычным людям, для нас не вполне подходят, – он подошел к окну, прикрыл штору и снял очки. Когда Вудроу смотрел так, без черных стекол, почему-то он казался беззащитным и открытым, что уж едва ли было его слабостями. – Я предложил вам свою дружбу. Возможно, мы не братались в университете, не развлекались на хмельных вечеринках, но вы сделали для меня куда больше, чем кто-либо в моей жизни.

– Например, сжег вас? – уточнил я, чтобы понять, в верном ли направлении мыслю.

Он хмыкнул, чуть улыбнулся, что сделало его некогда красивое, а сейчас довольно отталкивающее лицо мягче и приятнее.

– У всех бывают неудачные дни. Видите ли, мы с вами оба расплачиваемся за чужое преступление. И пока негодяи на свободе, лично я чувствую себя униженным.

– Негодяи? Я думал, вы хотите пристрелить Ртутную Крысу.

– Нет, ни в коем случае, – нахмурился Вудроу. – Он нужен мне живым, и это не обсуждается. А вот его заказчики должны поплатиться. Вы ведь понимаете.

Я не понимал. Для меня вчерашний день еще продолжался, и в нем было слишком много такого, что трудно переварить сразу.

– Что вы делаете? – вопрос Вудроу был задан после того, как я принялся обуваться.

– Меня ищут, а вы и так не на лучшем счету у венаторов. Всем будет лучше, если я исчезну.

– Не всем, – ловец надел очки и подошел к двери:

– Вы можете оставаться, я гарантирую вам безопасность, насколько это в моих силах. Не вынуждайте меня повторять то, что уже однажды сказано.

Я чувствовал себя более чем странно. Сбежать от венаторов, чтобы найти приют под крылом ловца? Это слишком рисковая авантюра даже для меня.

* * *

Асилум жил своей жизнью. Улицы радовались неожиданному солнечному дню, и даже собирающиеся на горизонте тучи не слишком омрачали праздник последнего тепла. Скоро зима.

Я пробыл у Вудроу уже четыре дня. Из газет, которыми он исправно делился со мной за завтраком, ничего толкового узнать не удалось, кроме того, что умер еще один человек. Редакция не указала его причастность к политике, но мне и так было ясно, что он из «Прорыва». Я запомнил все имена в списке. Значит, Ртутная Крыса продолжает свое дело.

– Стоит ли ему мешать?

Этот вопрос я задал, попивая чай из фарфоровой чашки с синими розами из хозяйского сервиза. Совместный завтрак под аккомпанемент тикающих часов, из которых в полдень и полночь выскакивала кукушка, похожая на поеденное молью чучело, в последнее время стал приятной традицией. За хрустом печенья и тарелкой молочной каши легко забыть, что мир не стоит на месте.

– Вы о нашем приятеле? – догадался ловец.

Леди Тодд была поблизости, возможно, в соседней комнате, и мы не рисковали называть имена и клички. Поначалу я сомневался, стоит ли мне вовсе показываться ей на глаза, но Вудроу довольно убедительно объяснил, что скрывающийся в его спальне мужчина вызовет больше вопросов, чем гость, которому отведена личная комната.

– Видите ли, даже если он сделает то, что задумал, главного виновника все равно не достанет. Его не подпустят.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Он, знаете ли, не так умен, – Вудроу выглянул из-за шуршащих листов газет. – Тот инцидент в лаборатории окончательно повредил его рассудок, который пострадал в результате экспериментов. Теперь он мстит тем, кого помнит и знает, но не собирается бороться со злом. Тот, кто подговорил членов «Прорыва», кто управлял всем этим, останется безнаказан, с армией, которую может обратить против собственных врагов. Что если он устроит переворот?

– А это важно?

– Важно, друг мой, важно. Мы с вами живем в этой стране и, будем откровенны, каждый из нас несет ответственность за то, что… наш приятель на свободе и творит страшные дела. Что же до остального, то мы осведомлены. А осведомленность делает нас причастными.