В этот день все было как обычно. Он проснулся, посмотрел на часы, поднялся, вставил ноги в домашние туфли, надел брюки, прихватил полотенце, тазик, бритву и помазок, а затем вышел в ванную комнату. За ночь печь хорошо нагревала воду, из крана лился почти кипяток. Зеркало запотело, и инспектор протер его, чтобы увидеть собственное отражение.
По завершении утреннего ритуала он вернулся в комнату, ощущая, что в ней стало заметно прохладней, и едва не выронил свою ношу, поскольку именно тогда, наконец, увидел меня. Я как раз закрывал окно, через которое влез в помещение после почти четверти часа на карнизе в попытках бесшумно открыть раму.
Ни слова не говоря, Вилсон схватил висящую на спинке кровати кобуру, высвободил пистолет и направил его на меня.
– Это была большая ошибка, Лоринг.
– Не горячитесь, инспектор, – я поднял руки.
– Молчи! – приказал он. – Твое преступление нельзя простить. Убийством Пилса ты подписал себе приговор.
– Всё не совсем так…
– Даже слушать тебя не собираюсь.
– Но слушаете.
Ствол пистолета поднялся на уровень моего лба.
– Пилс был предателем.
– Ах, ты ж подонок! Теперь порочишь его имя!
– Да выслушайте же меня!
Я предвидел его реакцию и отскочил в сторону прежде, чем пуля вылетела из ствола. Стекло разлетелось вдребезги, осколки посыпались на ковер, в комнату ворвался ледяной ветер.
Мне больше некуда было бежать. Я очутился на четвереньках, а Вилсон, желая исправить ошибку первого выстрела, уже собирался выпустить пулю мне в голову.
– Вы можете убить меня, но тогда Асилум погрязнет в ужасе!
Я медленно поднял руки и остался стоять на коленях, в любой миг ожидая смерти. Вилсон напрягся, желваки ходили под кожей. Он взвел курок, и я успел зажмуриться, в отчаянии понимая, что теперь умру. Снаружи на лестнице послышались шаги. Туфли, неплотно сидящие на ногах, хлопали по половицам.
– Сквайр Вилсон! – позвал снаружи старушечий голос. – Сквайр Вилсон, у вас все в порядке?
– Да, леди Элиза, – ответил он, не сводя с меня глаз. На цыпочках, не издавая шума, он подошел к двери и накинул крючок на петлю. В следующую же секунду ручка опустилась вниз, и хозяйка дома попыталась войти в комнату.
– Мне показалось, я слышала выстрел, – проговорила она в щель.
Вилсон опустил оружие, все еще держа меня в поле зрения, и подошел так, чтобы женщина его увидела.
– Мне очень жаль, леди Элиза. Я чистил пистолет перед службой, и он выстрелил. Я разбил окно. Не волнуйтесь, стекольщики починят его сегодня же, я обо всем позабочусь.
– Вот как, – голос все еще звучал обеспокоенно, но теперь в нем было больше недовольства, чем страха. – Я же говорила вам не пользоваться оружием в доме. Это опасно. Кто-то из жильцов мог пострадать.
– Простите мою глупость, сам не знаю, как это случилось. Впредь не повторится, даю слово.
Хозяйка постояла еще немного, а когда поняла, что ее не собираются впускать, побрела обратно. Вилсон закрыл дверь и повернулся ко мне.
– Я дал слово этой милой женщине, – сказал он тихо, – но поверь, что нарушу его, не моргнув глазом, если попытаешься сбежать.
– Зачем мне это? Я ведь сам пришел.
– Чтобы оболгать Пилса!
– Вилсон, не глупите! Будь я таким злодеем, разве не отправился бы подальше из этого города? Зачем мне приходить к вам?
– Мне неизвестны твои подлые мотивы, но я уверен, что ты из всего извлечешь выгоду, – процедил он сквозь зубы. – Даю тебе минуту.
Он достал из ящика стола маленькие песочные часы.
– Когда песок закончится, я отведу тебя в темницу и сделаю все, чтобы тебя повесили как можно скорее.
Меня не слишком вдохновила такая перспектива, поэтому едва часы оказались на столе, я заговорил. Возможно из-за волнения, иногда моя речь звучала сбивчиво, и все же в ней нашлось место и для Энтони, и для участия Пилса. В конце, когда песка осталось мало, я рассказал о лаборатории под дворцом.
– Ты смеешься надо мной, – жестко произнес Вилсон, убрал часы, взял ремень от брюк. – Выставь руки.
– Клянусь, я сказал правду.
– Которую нельзя проверить. У которой нет ни одного доказательства!
– Как и нет доказательств того, что вы не знали о заговоре.
Мне на запястья уже легла кожаная петля ремня.
– О чем ты там говоришь, несчастный? – презрительно спросил он, как можно туже стягивая мои руки.
– Энтони – брат вашей супруги, вы в родстве. Когда раскроется его замысел, тень падет и на вас тоже. Ведь вы должны были догадаться.
– Что за вздор?!
– Вас обвинят голословно, только потому, что вы могли бы это знать. И никому не будут нужны доказательства. Как и вам сейчас.
Он замахнулся, собираясь меня ударить. Я зажмурился, но боль так и не последовала.
– Ты убил Пилса?
Я осторожно открыл глаза, посмотрел на занесенную руку.
– Да.
Не знаю, что было бы, дай я другой ответ. Он оттолкнул меня и отошел назад.
Из разбитого окна дул ледяной ветер, снег залетал в комнату и падал на пол, таял, оставлял мокрые следы.
– Зачем ты пришел? – спросил Вилсон и достал трубку. – Если все сказанное правда, то Энтони вряд ли теперь вернется в свою лабораторию. Но и не признается, разумеется. Всё кончено.