Лошадь. Биография нашего благородного спутника

Однажды абсолютно промозглым июньским днем посреди той самой климатической аномалии, которая способствовала росту количества желудей в природном парке Нью-Форест, мы с Джейсоном Рэнсомом и несколькими галисийскими специалистами, среди которых была Лаура Лагос, посетили одно местечко, расположенное на крайней северо-западной оконечности Испании. Я всегда воспринимала Испанию как «южную страну», наделенную жарким и сухим климатом, однако галисийские пустоши находятся на одной параллели с канадской провинцией Новая Шотландия.

На полноприводном внедорожнике мы ехали по раскисшим глубоким колеям грунтовки к вершине километровой прибрежной горы. Ветер налетал с океана со скоростью и силой урагана. С трудом распахнув дверцы машины, мы повернулись боком к ветру и направились к краю бездны.

Наш проводник, ботаник Хайме Фагундес, указал рукой на оставшуюся внизу долину. «Вот это, – объявил он, – называется гиперокеанической системой».

Приставка «гипер» казалась вполне уместной. Мы вглядывались в даль, насколько мог видеть глаз, но оказалось, что он мог видеть очень недалеко. Слишком много тумана, слишком пасмурно, слишком много дождевых облаков.

Переглянувшись, мы с Рэнсомом дружно сказали: «И это Испания? И это июнь?»

Я пожалела о том, что на мне не зимнее пальто, которое я надеваю в Новой Англии в январе. Если бы налетавший с океана ветер не был пропитан солью, хлеставший нас дождь превратился бы в снег. Рэнсом, явно не угадавший с выбором одежды, был в носках и сандалиях. Пейзаж напомнил мне остров Сейбл – ветер, кругом сырость и ни души. Сразу же на ум пришла сценка из некогда прочитанного мной старого викторианского романа: потрясенная до глубины души героиня в отчаянии бежит по пустоши лишь для того, чтобы на следующее утро ее нашли на берегу замерзшей насмерть.

Гаррано конечно же находились где-нибудь неподалеку, однако для того, чтобы заметить их, требовалась бездна сил и внимания. Несмотря на жуткий ветер, горы вокруг были укрыты густым и плотным туманом, в котором прятались все долины внизу.

«В этой ситуации нет ничего необычного», – уверил нас Фагундес.

«Дожди в Испании, – обратилась я к Лагос, – оказывается, идут не только на равнине»[157].

«Действительно, – согласилась она. – Вы правы. Но на этих пустошах они, похоже, идут круглый год без перерыва».

Я фыркнула. Даже мои собаки не стали бы выходить из дома в такую погоду – однако гаррано, которых мы все-таки увидели, были в полной мере довольны жизнью. Под подобным ливнем мои лошади всегда стояли понуро, повесив голову и подставив круп ветру, дожидаясь, когда этот кошмар закончится и вновь выглянет солнце. Если рядом оказывалось какое-нибудь укрытие, они отправлялись туда.

Я сказала об этом Фелипе Барсена, старшему коллеге Лагос, который несколько дней путешествовал вместе с нами.

«Но это не лошади, – ответил он. – Это гаррано».

Барсена настолько убежден в существовании подобного различия, что даже предположил считать этих коней отдельным подвидом: Equus ferus atlanticus.

Мы уже видели несколько других популяций гаррано в более южных краях, где погода была мягче, воздух теплее, а дни солнечнее. Тем не менее животные там показались нам грустными. Они держались возле вершин гребней, где ветер отгонял насекомых, и стояли понурив головы. Я была счастлива – с моей точки зрения, нет ничего лучше жаркого солнышка, – а эти гаррано казались скорее усталыми крестьянскими лошадьми. Они почти не шевелились.

Наши биологические виды имеют разные взгляды на то, что такое «хорошая погода», однако, пока я не стала собирать материал для этой книги, я не задумывалась над тем, насколько представления о погоде могут быть связанными с эволюцией. Оказывается, кони, эволюция которых долгое время происходила в северных регионах, предпочитают прохладу. Многие же из нас, приматов, проведших 200 000 лет в Африке, любят тепло и солнце. Мы способны выжить в прохладном климате, однако для этого нужно иметь некоторые навыки.

И если мы с Рэнсомом тряслись от холода в машине, пытаясь согреться и высохнуть, то гаррано бодро трусили рядом в своем «гиперокеаническом» мире, спускаясь и поднимаясь по крутым склонам. С великим удовольствием они хрустели утесником. Молодые жеребцы и кобылы играли. Вода с длинных косматых грив и хвостов ручейками стекала на землю, прорисовывая тонкие линии на той грязи, в которой стояли кони.

Я задумалась. Что, если гаррано действительно любят эту неуютную дождливую погоду? От одной этой мысли мне захотелось чихнуть.

Глядя на этих лошадей, я подумала, что кони острова Сейбл, в которых я всегда видела жертв прихотливого норова северной части Атлантического океана, могут считать приятными условия своей жизни. Способность к адаптации, приобретенная лошадьми в ходе эволюции длиной 56 млн лет, поражает.