Читаем Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика полностью

Бутович, как видно, все-таки продолжал писать о лошадях, и это означало политику. Нет, не в глазах молодого энтузиаста-зоотехника, а давних недругов Яков-Иваныча. Вот кто мог посоветовать соответствующим инстанциям вмешаться, чтобы фамилия Бутович уж больше никому не попадалась на глаза.

* * *

«Яков-Иваныч резко одергивал называвших его «товарищем Бутовичем». Я слышал, как отвечая на вопрос анкеты, он с некоторым вызовом бросил на всё помещение: «Сословие? Дворянин, конечно».

Олег Волков. Погружение во тьму. Из пережитого.

Литературного патриарха нашего времени, Олега Васильевича Волкова, который некогда оказался с Бутовичем в одной и той же тюрьме, я знал довольно хорошо. Олег Васильевич поведал о Яков-Иваныче то, что, в основном, подтверждается сказанным у Бутовича, но тут же проскальзывает оттенок легендарности.

В самом ли деле Яков-Иваныч одергивал, да ещё резко, услыхав «товарищ Бутович»? Коннозаводчик настаивал на своем понимании породы, дворянин не отрекался от своей социальной принадлежности (что делали, как он о том говорит, его враги «из благородных»). Перед «товарищами» Бутович, случалось, держал себя с вызовом, однако советовал людям своего круга не обращаться с тем же словом легкомысленно.

Всё же сокамерник-писатель, принадлежавший к той же среде, что и Бутович, запечатлел основное в облике и поведении Яков-Иваныча: «В Бутовиче были все приметы русского барства». Прежде всего это «сознание собственного достоинства». Но в том числе, и «вскормленное вековыми привычками себялюбие». Наблюдения Волкова подтверждает сам Бутович. Как талантливый писатель, он с художественной выразительностью воссоздал собственный облик, не исключая и того, что Волков назвал искренней эгоистической забывчивостью и простодушной бестактностью.

Так, воссоздавая фигуру князя Щербатова, Бутович не перестает возмущаться его непригодностью на посту управляющего российским коннозаводством. «Бедное Хреновое!» – оплакивает Бутович судьбу государственного завода, попавшего во власть этого вельможи, не разбирающегося в лошадях. Но разве ранее не сам Яков Иванович способствовал его назначению на высокую должность, рекомендуя князя тогдашнему военному министру В. А. Сухомлинову?

Когда я читал у Бутовича страницы его мемуаров, где он поражается послереволюционному зловещему преображению жителей Прилеп и окружных деревень, у меня в памяти звучали слова из книги «Оскудение» Атавы-Терпигорьева, любимого им автора: «На вдумывание у нас мало было способных», – способных на понимание происходившего, уже давно назревавшего у них на глазах краха.

Та же «забывчивость» сказывается в повествовании Бутовича о деле рысака Рассвета. Скандал был большой. В него оказался втянут брат Бутовича – Владимир, пусть и в качестве посредника. Бутович не отрицает, он не скрыл, что значила причастность к делу о Рассвете для дороживших дворянской честью. Бутович-отец, узнав о причастности сына к этому делу скоропостижно скончался. Не вынес позора, говорит Яков-Иваныч – и торопится закончить свой рассказ, изображая брата, который оказался на скамье подсудимых, доверчивой жертвой проходимца.

В чём собственно состояло дело? Куприн, создатель изумительного «Изумруда», взяв это дело за основу рассказа, не воспроизводил всех подробностей, ибо дело обрело всероссийскую известность в ту пору, когда в день Больших призов на ипподром торопилась, по словам Бутовича, «вся Москва».

Два рысака, оба серые, но один «заурядной резвости», как говорит Бутович, а другой – резвач, один орловец, другой вывезен из Америки. Резвача стали писать на призы под именем тихоходной лошади, резвач, принося золотые горы, выигрывал и выигрывал у заурядных соперников, пока, наконец, не дошло до призов высшего класса. Тут и стали удивляться: что за чудеса?

Речь шла не просто о мошенничестве, хотя бы и крупном. Судебное разбирательство оказалось куда крупнее первопричины этого дела. На суде так и говорилось: «Выходит за пределы конного двора». То была коррупция, втянувшая сверху донизу, как и бывает при коррупции, разные слои общества. Исполнитель – просто проходимец, покровители великие князья, посредник – Владимир Бутович, дворянский сын. Вот в чем позор, и какой позор!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное