Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Языкоблудие - признак плоскости мысли и мелкоты её. Ведь глубины туманны; их язык сумрачен; о них ясно не скажешь. Все краснобаи, стало быть, лгут, пардон, разъясняя нам, чт'o не может быть ясным, и ведут к бедам как провоканты.


81

Встречь мне шли люди, разные венгры. Ярость напала, я зашагал на них. Дурно выгляжу? Но я здесь на своей земле! - потекли бурно мысли. Я здесь, в России, странной, блаженной, нам воспретившей культы маммоны! Вспомнилось, что есть русские, кто, кляня иноверие, безоглядно заимствуют чуждый быт, словно тот - не последствие чуждых принципов, словно внешне быть кем-то не означает, что ты внутри как он. Но что я из себя являю, пусть неудачливый, надмевался я, - за тем русскость и право гордо здесь сейчас шествовать. Чудилось, когда шёл на них, респектабельных и ухоженных, будто русского выше нет и я сам непорочно, непревзойдённо прав! Пусть пентхаус, "бентли", гламуры не про таких, как я, но под ними - моя земля! пращур мой здесь владел! - исступлённо я мыслил в жажде явить им смутное и неясное самому себе, но громадное и несметное, вдохновенное до восторга, это ужо вам!!


82

В книгах Арсеньева так подмечен любой, даже жалкий, клочок земли Уссурийского края: речка, утёс, ключ, сопка, старица, ручеёк, склон, бухта, тропка, угодье, лес и долина, - что я влюбился в мелкие частности и в моменты природы больше, чем в подвиги и колоссы культуры, видя в последних лишь обобщение, усреднение и подгон под один ранжир неиссчётных приватностей и подробностей мира.


83

Грёзы угарного человека. Брызнул вдруг импульс к женщинам, интерес к ним. И я подглядывал в стёкла бани. Но не отличное там влекло меня, как покажется, что смотрел я на бёдра и груди. Я их боялся. Женскость пугала. Старшие прогоняли нас и во тьме, глядя в стёкла, зло рукоблудили. Перепачканный снег ел пёс... Цинично? Если права мораль - сперма мерзостна и мы жутки. Но это ложь. Ведь наша цель: превзойдя "сей мир", впасть в инакий, где Суламифи, Грайи, Венеры дивны не этикой и ей верной эстетикой, а планом Бога.

Помните: чт'o считают прекрасным, в истине страшно, чт'o мнят нормальным - в истине грешно. Вы некрасивы? Люди не правы, мысля вас фоном при Нефертити. Лишь потесни мораль - и ты станешь богиней. Ибо зачем мы? Глянь на младенцев: девочка кроха - вульва огромна. Девочка в Боге только вагина. То же и мальчик - разве что фаллос. Прочее - м'oрок, как бы надстройка. Это признавши, станем как боги. В древности секта жриц-проституток в храмах Кибелы яро шептала: "О, фаллос, подь в меня! Я разверстая!" - и мужчины сбегались.


84

Мы сверх суждений, к нам относимых.


85

Люди мнят правдой только чт'o пережили. Что не пережили - им ложь. Оттого для них нет эдема, и первородного преступления, и Христа с Его истиной. Что же есть для них? Церковь, власть, здравомыслие, тупость, лень, гарри-поттерство, демагогия, мишура и в конце концов смерть. Смерть вечная. Ведь не то что Христа с "вечной жизнью", но даже Ницше мнят чокнутым, звавшим в "вечное возвращение".


86

Реализм, увлекающий мир к коллапсу, в крик кричит, что история, мол, не ведает сослагательной яви. Это неправильно. Надо чувствовать, мыслить, жить в сослагательном наклонении. Сослагательность - райский сад, искорёженный разумом. Сослагательность есть реальней истории потому хотя б, что в ней всё нам желанное. В ней - то царство Христа, где несчастные счастливы и где волк и ягнёнок будут жить вместе (Ис. 11, 6). Или - или... Ну, а отсюда тест христианам, и тест коварный: либо Христос обман - либо "мир сей", взросший разумно, без сослагательств.


87

Мир грехопадный - это мир ценностей как мир домыслов о добре и о зле, где властвуют разум с дочерью этикой. Данный мир создал М (мужчина). И вся культура рубенс-ван даммов в целом мужская. Ж - дочерь рая, женскому нравился прежний Бог. Но мужчина сменил богов; вместо Гей стали Зевсы, а вместо Евы - Пигмалионы, сведшие камень, мёртвую-де бездушность, в женщину.

Фрейд считал, Ж завидует пенису и ему подражает "недо-мужчиной", хочет того же, что и мужчина. Вздор. Она хочет вернуть эдем. Ей бы вбить этот фрейдовский "пенис" в кал, и поглубже, чтоб, в свою очередь, претворять не умышленность, но любовь и рожать не мужской грехопадный тип, но тип райский. Пол не под поясом, он в мозгах. "Эрогенная зона женщины - её мозг", Минелли.

Сгинул лик Евы - сделался образ, созданной мужским мнением о прекрасном, названный "woman"...

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги