Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

По Шестову же, философия быть должна сумасшедшей. Он, вслед за Ницше, верил, что философия начинается, где кончается разум. Стало быть, вся научная философия, РАН-ская в том числе, таковая не есть, с учётом, что философия - вещь о "самом значительном", говорил Плотин, чего школьный, нетворческий, догматический, конъюнктурный, рассудочный ум член-корров, полный земным, не ищет. Но - искать надо. Важно знать, чт'o за гранями жизни, - там, где ничто, мнит алгебра, а на деле всем нужное. Вот о чём стоит думать. Смерть - дело алгебры, что не мыслит грядущего. Реалисты, - так зовут поверяющих мысли алгеброй, - шутят, что в нашем "сём миру" правомернее заниматься земным, вещественным, ну а там, на "том свете", будь он, - "том-светным"... Было б так! Человек - чадо двух миров одновременно: и земного, и горнего. Многим вдосталь земного. Мне его мало, как и Плотину. Мне изнурительно, маетно, душно даже в бескрайних ширях Монголии. Человек несвободен, если обходится бытием; свободен, если идёт к Инакому. Философия быть должна сумасшедшей и трансцендировать за предметный мир в непостижное. Там любой, чей ментал не увяз в земном, сыщет яви насущные и живые, вечные, как сыскал их там Данте, - в том сыскал, чего как бы и нет, но что вдруг сталось истинным.


139

Я люблю вид горящих трав и их запах с тех пор, как давным-давно на Востоке видел пожарища, меркнущие близ вод. Я всматривался в их зеркало, я пытался понять, чт'o ждёт огонь, почему он смиряется у черты сонной влаги. Видел же я там - себя... Я понял, что отражение позволяет представить себя, что важно. Также я понял: раз огонь умирал у вод - в отражении гибель. То есть познание как рефлексия бытия есть смерть? Незнание живоносно?


140

Боже, должно быть не так. Весной в тени и в оврагах надо бы таять грязным сугробам, прочему надлежало быть гривами прошлогодней травы, над коей в торчь прутья голых кустарников. Так оно, в целом, было. Но под немеющей, не очнувшейся к росту липой прянул вдруг Цвет - как радостный смех над сроками, над законом природы и страхом братьев, что ожидали тёплого мая цвесть безопасно. Ночью Цвет умер в инистом рубище. Но во мне он поверг закон. Цвет явил: жизнь сильней его. "Как так можно?" - тщетно гадал я. Бог значит чудо, вдруг я подумал, то есть безумие. Ибо всё в миру, что помимо порядка, что восторгает нас и живит - безумно.

Честь ему!


141

Стиль Соня, лучшая из женщин,

Катулла ты куда бежать решила?

От любви ведь не спасёшься,

Купидон тебя настигнет.

Он власы твои расчешет

для прекраснейшего мужа

и стыдливого румянца

на щеках твоих добавит;

изваяет твои перси,

словно две луканских розы,

и пленительное лоно

возожжёт огнём желаний.

Застучит безумно сердце,

ритм дыхания собьётся,

и падёшь в мои объятья

ты подрубленной лозою...


Убежать весной решила

от любви глупышка Соня.

Посмотрите и посмейтесь

над такой её уловкой!


142

Избыточная масса кошки, сравнительно с массой жертвы, суть компенсация за утрату инстинкта в пользу приятельства с человеком. Льву предстоят звери равной или почти равной массы да и опасности: вепри, буйволы, аллигаторы. Не то кошки, что на порядок больше добычи, маленьких мышек. Ярость их одомашнилась, свелась к хобби. Горе бездомным брошенным кошкам: участь их - возрождать инстинкт в поколении, между тем как терялся он, знаем, эрами.


143

Всё должно быть не так. Попавшейся на веранде птичке не стоило биться в стёкла, пискать от ужаса. Ей не стоило мнить, что, в лад "struggle for existence" жуткого Дарвина, я убью её и поэтому нужно вырваться. Убеждённости в нескончаемой bellum omnium contra omnes не следовало держаться. Птичка должна была дать мне выпустить её тельце в майский день к небу. Сходно и мне бы не видеть зла, где я ждал его, но доверчиво встать навстречу, чтоб оказалось, что зла и нет совсем, есть "добро зел'o" Бога, высшего в мудрости. Но как я не пошёл без забрала к принятому мной злом - так птичка, глупая птичка, бьётся о стёкла. Ибо рай кончился и идёт война всех со всем, та самая bellum omnium contra omnes.


144

Этимология слова "этика" - "место общего пребывания" (или "общее место"). Мы живём в этике, в "общем месте"; отсюда роль "общих мест" и в культуре. Общее - это то, с чем согласны либо что принято (практикуется) всеми, то, что понятно всем, большинству; типа, я смеюсь, где и всем смешно, и я плачу, где плачет каждый. Всякие книги, кроме книг гениев, - стопроцентно из общих мест, потому всем понятны и интересны. "Вау, пишет правду!" - думают массы, слушая, видя копии своих собственных вкусов, правил, масштабов. Им наплевать на факт, что расхожее смрадно, грязь к нему липнет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги