Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Блистательно насобачились шельмы, влезшие в интернеты после кочевий по СПА-салонам, "тренингам мысли", "лайф-коучингам", "пси-практикам" и духовным чертогам вроде "Дом-2" и "Пойми меня"! Насобачились в пошлых рецептах "тюнинга личности", "психо-эго" и "роста духа". Массы "психологов", то гламурных в мини и топлесс, то респектабельных, чуть не РАН-ского вида, мигом научат правильно мыслить, преобразят нас.

Шельмы не знают, как мысль рождается в муках при вивисекциях самоё себя и вопит диким голосом. Не умея так мыслить, - вряд ли и мысля выше кишечника, - шельмы тужатся бодрым тресканьем, в стиле сплетен о тряпках, дать путь спасения. "Мы изменим вас к лучшему, - блеют шельмы. - Надо лишь останавливать, пусть на миг всего, мысли, и увеличивать остановку больше и больше. Вы приходите, мы вас научим".

Шельм славит ветреный био-слой, болтающий о полезности остановки мышления. Это знак, до чего дошли алчбы стать вдруг "духовными", понаслушавшись куриц, квохчущих в ярких модных гнездилищах и коммерческих торжищах далеко от кровавых битв за престиж Человека, там, где нас тщетно ждут изнемогшие и израненные титаны.


187

Нас всех отметила роковая печать: нас строят на общепризнанном и на логике, омертвелой и чёрствой, - дабы все поняли. Непонятное давится. Чтоб стать понятым, мы заискиваем перед логикой и моралью, чтоб не казаться глупым, смешным, нелепым; мы церемонимся ради личностной и общественной этики, опасаясь быть искренним, чтоб не быть осуждённым и не остаться в конце концов в одиночестве, словно пария. Но ведь хочется - часто! чаще, чем кажется! - сделать то, чего требует вольная и бегущая рамок сущность.

Всё хаотично, если живое.

Истина есть живая и не желает быть пойманной и пришпиленной к стенду.

Смотришь кино, чтоб найти ответ. Слушаешь споры, дабы внять смыслам, или читаешь... Но - там всё мёртвое. Там понятное, чтоб прочло его множество, - ради денег и славы автора. Общепринятое корыстно. Ведь даже Ницше, выкрикнув про слом ценностей, вдруг притих перед данностью и внушал "любить рок". Достоевский, выведший, что пусть мир падёт, только б лично ему беспрепятственно чай пить, оговорился: мысль, мол, "подпольная". И Христос рек: "Боже, что Ты забыл Меня?" (Марк, 15, 34) - на кресте, став из Бога жалкою жертвой.

Логике и морали нужно быть новыми. Самым острым должен быть стыд за рай, что брошен, за первородное преступление. Если съешь с древа знания зла-добра, то умрёшь, заявил Бог. Мы всё же съели и потеряли рай. То есть умерли.

С нас поэтому спрос: для чего познавать зло с добром, если это смертельно? Этика множит горести мира. Этика - для самой себя. Это мать трафаретных, несуществующих; все нотации пишутся усреднённому "человеку вообще", "Das Man", или "всемству", - так что в нас чувство, что всё изложенное мы знаем, и убеждённость, что всё написано о статистике и цифири, не о реальной жизни живого.

Цифры и формулы, дважды два есть четыре - это мужской мир, патриархатный. "Зло" с "добром" - предикаты мужского. Женское, райское, есть иное. Случка с животным, взять мораль рая, столь же ужасна и аморальна, как случка с женщиной. Фаллос в гр'aффити на стене коробит - а между ног, что, радует? Если вдуматься, всё мужское "добро" есть "зло" по Богу. Женское топчут, дабы в разделах типа "Знакомства" дать сущность женщин как нумерованных, годных к купле и сбыту кукол.

Главное прячут. Главное - чт'o внутри нас и чт'o не съедено смыслами и культурой. Нам нужно жить - не быть. А для этого возлюбить нужно истину, но не то как устроено: "Вас имели, имеют, будут иметь", или, как наставлял де Сад: "Девы, тр@хайтесь! Вы к сему рождены". Не взвоем: "Милый, целуй меня! Полони меня страстью!" - но да вольём в себя мир по слову: "Длань, что ласкала, в кровь включена".


188

Вдруг впало мне, что, казня порок, Бог даёт его легионами текстов Библии, а про рай Свой, Царствие Божие, куда кличет всех, - ничего, кроме призраков в белом. Что же, рай - морок?


189

Ищешь смысл жизни, кружишься в сложностях и терзаешься, рыща главное. Но, взяв библию и прочтя патриархов, мудрых, почтенных, даденных образцом, вдруг видишь, чем заменён рай, чт'o стало ценностью. Вот она:

"Появился Аврам в Египет, и там увидели, что она (его Сара, жена) красивая; нахвалили её фараону и взяли в дом его. А Авраму доходно; был ему за жену скот, челядь и лошаки с верблюды" (Быт. 12, 14-16)... "Стал Аврам пребогат скотом, серебром, да и золотом" (Быт. 13, 2).

Ради этого и пропал рай: ради вещей, на кои мы променяли Жизнь. Сара - правнучка Евы (Жизни). Стало быть, вновь Аврам заложил её, как когда-то Адам?


190

Раз общество, следуя нормам, стало дурдомом, надо держаться правил дурдома, чтоб сталось общество.


191

Бах и западная экстравертность. Гульд играл Генделя... Телеман, Рейнкен, Гендель жили в эпоху Баха и были в славе. Бах же был неизвестен. Как так, что и поныне есть, кто равняет их, безусловно талантливых, но довольно банальных, с Бахом? В чём корень славы этих счастливцев?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги