Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Лера, красавица, состоятельна и умна. Кто вздумает, что за первой я искал дуру, типа блондинку, тот ошибётся. Дур не искал я. Дур как раз неподдельный М избегает. В них есть невнятное для мужского и непостижное. В дуру так можно вляпаться, что себя забыть... Нет уж! М - неподдельный М! - любит умных, светлых ревнительниц всех искусственных штук, им созданных. Интерес следить, как твой враг ("злое", "тёмное") усвояет твоё, как слуга быт хозяина. В общем, чистую женщину я б, скорей, миновал, не зная, справлюсь ли. У таких свой язык и свычай, даже и суть. Не зря они - Ма-Беллоны, Геи, Кибелы - вымерли, а коль живы, то не при нас здесь, а где-то в Конго. Мне дай культурный тип, вроде сучек LiveJournal, 'yченных М-культурой... Лера владела парой салонов, кончила Гарвард и знала датский. Не зазнавалась. Не было, чтоб на мысль мою она гнула свою, мол: милый, хоть ты и прав, но... Лера молчала, пусть знала больше. Лишь - оттеняла. Я ей Платона, что величайшее из несчастий стать мисологосом, ненавистником разума, - и она дополняла, что и Плотин сказал, что всё - разум и что, мол, даже в 'a был разум. Я ей декартово "сомневаюсь во всём" - и она на латыни про "de omnibus", мол, "dubitandum" с милой улыбкой. С ней я был счастлив. Я выдавал мысль - Лера ей дула ласково в крылья. Я заявлял, что у женщин души нет, - и подтверждала тезис мой Фрейдом. Мозг её, да и чувства были потатчики моих импульсов. Весь состав её был мне раб; вторгаясь, я был уверен в "welcome", в пышных цветах в свой адрес.

Но... я развёлся с ней. Я утратил к ней чувство. Мне она, пусть и нравилась внешне, - нравился ум её, - тело больше не трогало, и я двигался в вульве, чувствуя, что мне скучно, как бы в обязанность, что мне даже и нудно. Я помнил прежний секс, когда женщина представлялась морем блаженства. Помнил отрочество, когда только намёк на секс исступлял... Всё сгинуло. Онанировать в руку, в Леру ли стало вдруг адекватным. Я впредь не видел эту вот Леру чем-то отличным от самого меня или шторы. Вздумалось, что она - как бы часть меня, надоевшая, да и пресная. Лера заживо умерла как женщина. Я, пытаясь спасти наш брак, мыслил позы, брал её в ракурсах, только б видеть в ней новое... Скука длилась. Это был фарс, не секс. Я был с Лерою в лифте и на Багамах с тем результатом, что скука множилась. Я купил в шопе всячин, взять хоть вибратор, чтоб взбодрить женское, вдруг ум'eршее. Звал напарника, что лежал на ней. Приглашал дам по вызову. Я устроил сюжет де Сада целой ватаги друг друга бравших, в том числе Леру, - nihil, бессмысленно.

Брак иссяк. И не только брак. Не одна только Лера - женщина прекращала быть главным, высшим феноменом.


292

Отражение Я и Бог шли на юг к весне.

Ты стояла у зеркала.

И мгновенья хватило мне,

чтоб вокруг всё померкло вдруг.

Бог всевластен забрать Своё,

ведь на то Он и Бог Велик.

Я Ему не препятствие,

я Ему только червь в пыли.


Он унёс тебя в вышние

на двух крыльях тифоновых, -

но я понял, что вышло всё

по суду соломонову:

я тебя, в этом зеркале

отраженьем стоящую,

афродическим зелием

превратил в настоящую.


293

Музыка - адекват мер рая. Меры те прихотливые, сверхглубокие, всемогущие, беспредельные, всеохватные и лучащие токи радости, мук, любви и мечты. Чем полнились фибры райской души - днесь в музыке, но не всякой, конечно. Наши эмоции мелки, плоски. Слышится Моцарт - и ближе спрятанный в далях рай... вон Ева...


294

Моцарт был райских мер композитор. Бах - трансцендентный. Моцарт - прогулки в чащах Эдема и вечера у реки Фисон в гулком пении птиц. Бах - искренний и мучительный спор о жизни, смерти и истине с Вседержителем-Богом на языке Его.


295

Евразизм дал пронырливой власти повод драть народ азиатским способом, а себя снабжать - европейским.


296

"Если задуматься, деньги - сам первородный-то грех и есть". Достоевский.


297

Придерживаться догм глупо, ибо - морально, стало быть, ограниченно. Правильней исповедовать всё на свете, чтобы в любой момент отказаться от всего скопом. Подлость ли? Нет, обычный кунштюк политиков, говорящих одно, завтра - ровно обратное (коммунисты, ставшие буржуа, и путинцы про великую дружбу с Турцией год назад и про мерзкую Турцию через месяц... чтобы потом с ней опять дружить сладким образом).


298

Здесь, в России, всякая и любая власть всенародно любима плюс гениальна.


299

Мы - пёсья стая. Гляньте на шоу, все эти "Искренность", "Правда голоса" и "Дух истины" под водительством шельм-ведущих. Что за визгливый крик вдруг из горл респектабельных членов всяких "общественных институтов"! Как рвутся жертвы! Сколько слюны из ртов! Сколько пафоса! Сколько резвой способности по мельчайшему признаку угадать тренд власти и испустить туда весь старательный рабский лай!

Страшно. Это свидетельство, что любые идеи, принципы, веры суть безосновны, лживы, циничны. Это свидетельство, что везде и во все века разум ищет не истины, но господства. Цель - заорать врага, а коль враг не сдаётся, то и распнуть врага, чему вдосталь примеров.


300

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги