Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Но - к любви. Что мы любим в ней: упоение? или то, что даёт его? Вещи разные, непохожие. Ибо первое сотворило мир, несравнимый с миром второго, буде он, выбора.

Толпы думают, что любовь это тело, что её носит. Как любви быть сама собой? Образ мысли толп: я что, шизик трахать абстракцию или воздух (либо, обратное, чтоб меня трахал воздух или абстракция)?! дурость! тут извращение типа бешенства матки, что ищет-рыщет секса повсюду; но эта матка, пусть даже бешена, отдаётся ведь людям? Стало быть, дело в теле, то есть в объектах; надо любить объект, содержащий любовь; в объекте всё! как любить отвлечённое? взять любовь как идею: как её пользовать? ведь на это нет органов, мы не боги. Вот кредо толп.

Научный ум (ум продвинутых) скажет: ставить вопрос так - неправомочно; общего (Аристотель) нет как объектности и оно существует только лишь в частном; стало быть, нет любви как абстракции; есть субъекты с потенцией и объекты с потенцией пресловутой любви, и точка; здесь вопрос качеств данных субъекта или объекта; коротко, есть любовь как возможность и как идея, что релятивна, ибо зависит от фигуранта и его качеств. Впрямь: кто любовь как дух видывал? А конкретных примет любви у конкретных Мани и Вани - тьма. И, выходит, любить любовь невозможно; любят объекты, где она явлена, а самой её - нет. Поэтому Маня с Ваней источники этой самой любви, в итоге. Вот мысль учёных.

Но, порицая нас, и толпа и учёные не критичны к отцу своего просвещённого пронаучного рацио, к г-ну Декарту, рекшему: мыслю значит я есмь; не мыслю - и меня нет; отсюда, и ничему релятивно меня как нети быть невозможно, в том числе и любви, sic. Картезианцы мнят, что любви, коль субъект, мол, не мыслит, - нет, ибо нет и субъекта, раз он не мыслит. Что получается? Что субъекты-объекты, стало быть, не имеют касательства к любострастной потенции, коей, ergo, владеет только лишь разум? А так как разум наш состоит из абстракций: догм, идей, принципов, - и любовь есть абстрактно как самосущность и абсолютность.

Также мы скажем, что, коль исток любви для учёных и толп - конкретные Маня с Ванею, наш исток будет рай, которого, жалко, разум не видит, ибо отвергся от абсолютного много эр назад и поплёлся за относительным человеческого "добра" и "зла". Но любовь и другое великое в абсолютных субстанциях есть и нас ждут. Всегда.


270

Меж домами под деревом, в дождь, в снег, утром и ночью - кот. Был изгнан, умер хозяин, выпал с балкона? Домыслов много. Кот в сильном стрессе; он был домашним - и вдруг попал в среду, раньше видную из окна как пёстрое, но враждебное. Он попал в мир фигур, проходящих куда-то, осени и промозглого холода. Он лежит и дрожит. Псы, прочие бесприютные кошки зверя обходят, чуя в нём нечто, близкое смерти или отчаянью. С ним сейчас только Бог. Я маюсь, но продолжаю жить и общаться, даже шутить, пусть знаю, что за окном моим, днём и ночью, в снег, в дождь и в ветер страждет живое. Сходно я знаю: будет час, я не встану с постели. Я буду маяться, а вокруг будут также жалеть меня, вот как я кота, но ничем не помогут. Ибо у каждого есть лишь Бог и он сам, не больше. И одиночество.


271

Пеленгатор мерзавцев. "Мы их найдём, клянусь, где б ни прятались. А найдя, покараем их..." Что искать? Они рядом. В этой стране. В народе. В мыслях и душах. В правящих ценностях.


272

"Москвичи ставят свечи по жертвам Франции..." Прежде было: "Свободу Африке..." Взяли моду страдать о ком-то. Ставьте-ка лучше свечи себе.


273

Патриот. В господине Бръхнове столько актёрства, пафосной позы, приспособленчества к властным мнениям, истеричной пифийности, апелляции к быдлу и краснобайства, столько незнания русской сущности, столько фальши вообще - что страх слушать кипучие словоблудные пошлости.

274

Псих клинический создан обществом, предрассудками, нравами и идеями общества. Псих духовный, сын сверхреальности, состоит в сверхздоровом, в истинном смысле, статусе как в обилие бьющей за край энергии. Он спешит воскресить связь с Богом, прерванную Адамом. Следуя через скотный двор триумфальных дел общества к Богу, он отбивается от застрельщиков добродетельных прогрессивных свершений. Он видит радугу, что другие не видят. Но он молчит о ней. Сброд и красок Дег'a не выдержит - а ему внушать про Инакое?


275

Павел звал свою волю Богом. Ницше звал свою волю Ницше.


276

Мелочь, ничтожное, - вот как клён сквозь асфальт, бесприютная кошка, гнёздышко близ ракетного стапеля, паутинка в полёте, - это побочное несравненно существенней, чем железный наш пафос. Это остатки древнего мира с кодом "Эдем".


277

"Геометр не входит!" (Кносский феномен).

"Негеометр не входит!" - лозунг платоновской Академии. Нет, не то что впускались лишь геометры. Чтили особый род гоминидности, тогда редкостный. К тому времени тренд мышления, что был начат Адамом, стал править прежним, сильно попорченным, изувеченным райским, или мифическим типом мысли. Сталось вдруг, что потом сочтут этизацией мысли, сократизацией, в честь зачинщика моралиста Сократа; в целом же - логизацией жизни, алгебризацией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги