Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Под "сверх-я" - маска "я", частность в крови и плоти. "Я" это мечется меж "сверх-я" и глубинною сущностью. Так, с одной стороны, "я" слуга "сверх-я", что пошито из штампов, общих поветрий и из регламентов; эти "я" вырождаются в Меркель, Клинтонов и других серых лидеров. Если "я" смотрит ниже в глубь, возникают Саровские, Моисеи и Ницше, высшее племя, близкое истине. "Я" - приёмник энергий, тёкших от Бога. Пращур наш долго внимал Творцу. Но потом его "я", под водительством зла с добром, стало черпать вне Бога.

Слой самый нижний, звать "подсознание" и "оно", есть нечто - непредставимое и не знающее ни зла с добром, ни имён и ни форм, потенция, а порой импотенция, ведь "ему" наплевать: быть зверем, камнем, растением, человеком или вообще не быть. Эти свойства от Бога. То есть "оно" в нас как бы и есть Бог, вольный создать мир, но сходно вольный мир уничтожить и Самому пропасть. Сим "оно" нас пугает - непостижимым, равным ничто, чт'o, всё же, истинней бытия. Есть люди, что признаются, что не хотели б жить. Мудрость - в качестве надлежать двум сразу: и бытию, но и небытию. Мы, иначе, есть в мере, в коей нас нет. Ум'eршие и ещё нерождённые - подтвержденье.

"Оно" - наш путь в рай. Сняв маски, мы перестанем быть "человеком вообще", безличным, станем собой. "От внешнего, - учит бл. Августин, - вернись в себя, ведь внутри тебя истина..." Изойдём в "оно"! в пресчастливое, ничего не хотящее, кое нуль и ничто - одновр'eменно кое сущей вселенной!


258

Скажут: с ума сошёл, всё про рай да про рай. Дай данность! дай актуальность, важную каждому и всем вместе, от академиков до уборщиц: экономические проблемы там, политические, семейные и культурные! Обсуждай дела мира, а не фантазии! Уважение к обществу - дать ему, чт'o понятно и нужно... Вот что мне скажут, вот призовут к чему. Хоть, коль вдуматься, сей призыв - глупость б'oльшая, чем мерещится, если я славлю рай.

Кто знает, чт'o людям нужно? Может быть, не решение политических и т. д. актуальностей, а их ломка? Есть "контр-культура", есть "андеграуд" как возражение "общим ценностям". Достоевский знал: люди жаждут страданий. В нас нечто ищет больше страданий, чем удовольствий. Мнить, что писатель брешет собакой, а правда в трёпе от "НашаРаши" и в Михалкове, - это ведь как бы и самому быть псом.


259

Русскость... Ну, и на что она? Я считал, что Бог создал мир иудеям; прочей же накипи дал Христа с Его царствием после смерти. Русскость, ишь... Что вокруг неё копья гнуть? Чт'o она? - промежуточность, сораспятость добру и злу вместе, игрища с совестью, чтоб терзать её в гульбищах и желать царства Божия - но не ранее, чем захапав земное; жажда прельстительных европейских благ - но чтоб сами шли к нам под ханжеский возражанс; петь ближнего - но не дать ему ни клочка; чтить Господа - но за то, что чужое дал. Алчем тайно, верим не веруя, есмь никак. Проще Гамлету: "быть не быть" не тождественно быть не будучи. Русских нету нигде: ни в данности, ни в абстрактах "Царства Небесного". Труп живой, глюк, иллюзия, наплевавшая в Бога и в человека. Вот что в сей русскости.


260

Гетеро-фильные отношения - знак пребытия в первородном грехе и в пагубном стиле мысли как толковательном, ценностном и формально-логическом.


261

Час Я приду без стука

бытия (не спасёт засов).

Я приду в час духов

и мохнатых сов.

Встреть меня объятьем

молчаливых рук.

Не сбылись заклятья:

я вошёл в твой круг.

Что случилось - фатум

и судьба твоя.

Время сов мохнатых -

время бытия.


262

Популярный писатель. Казнь здравомыслием.

Просто писатель пишет ан'aмнезисом (реликтом), воображением, исступлением и мечтой. "Попсовый", или же популярный, автор пишет единственно здравым смыслом и производным от сего чувством, чувством моральным, стало быть, ограниченным (ведь мораль есть запреты в духе и слове). Эти "попсовые" наблюдательны, знают быт и поветрия, ибо слепы на прочее, трансцендентное. В общем, пишут, чт'o позволяет им здравый смысл. Точнее же: в популярном пишет не сам он, не самобытность, а - здравый смысл, шаблоны, общее мнение.

Здравый смысл равен "общему месту", или банальности. Отражая мораль толпы, чтоб ей нравиться, популярный писатель может разумно, сведуще рассуждать, что этика, дескать, главное в людях (общее место); что, если кто не знаком с Паскалем или же с Бахом или вообще не читает книг и не слушает классику, - ничего, ведь у каждого свой вкус (общее место), в консерватории тип культурный даст фору людям, Брамса не слышавшим, но в лесу первый тип с его знанием Брамса вымрет, а тип второй, простецкий, но зато практик, сдюжит (общее место), всяк хорош по себе, все равные в этой жизни, дворник и физик, надо быть проще, надо - земным быть (общее место), надо любить людей (супер-пупер-запупер общее место). Эти сентенции как свидетельство пошлости, плюс, конечно, игры с толпой, мнятся мудрыми, а в реальности здесь всего здравый смысл, не более, нужный разве при ловле блох. Апатия к родовой судьбе homo sapiens в здравомыслах рядится в вид участия, с каковым шоу-банды, вроде малаховских, соблазняют чернь и поганят ей души.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги