Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

(Я о главном молчу. Боюсь сказать: большинство не вбирает духа ни йоты и верит телом, годным намаз класть либо креститься).


321

Шавка выделывала приёмы и с пониманием, напряжённо следила, что говорит ей старый хозяин. "Вот! - изрёк некто. - Тварь с человеком тысячелетия, подражает нам и мудреет".

Истинно. Так и мы жили с Богом в древнем эдеме, многое взяли... Сколько бы взяли, не ушагавши в знание зла с добром!


322

Вековые рефлексии, взросшие на теориях и попытках решения социальных вопросов, рапорты о вдруг найденных выходах из проблем рисуются странным актом беспамятства, легкомыслия и дурачеств, если не ловким, вплоть что и ханжеским шахер-махерством. Почему? Да ведь выход известен: все наши сложности - с первородных грехов.


323

Пример пресмыкательства с лизоблюдством, вечно толкуемым "здравым смыслом" и "позитивным взглядом на мир": чиновники, зная, что уходящий Босс посадил в Боссы новые креатуру, чтобы вернуться вскорости к власти (ибо не выборы назначают власть), поясняют нам, что портрет Босса прежнего из своих гнёзд не выкинут из любви к нему, или вешают фото нового Босса вместе со старым. Кто-кто, из мудрых, вешает образ старого Босса вместе с собой родным. Отговорка блестяща: что б ни случилось, пусть даже новый Босс сбросит прежнего, не снимать же им из-за этого самоё себя в память "искренней дружбы и уважения"? XXI век... О, рабы! О, холопы! О, крепостные!

Вот бы Тебя, Бог, раз поместили на стены и не снимали.


324

Сфоткаться с Путиным и потом умереть (естественно, через долгий срок после бонусов от такого пожатия) - идеал современного "позитивного деланья".


325

Озабоченность власти - это заставить нас ошибаться с ней в каждом сделанном шаге и отвечать за всё нам, не ей.


326

Театрально, надрывно лижут зад власти! Есть политолог, что про амбиции, с каковыми власть задрала нос в годы коллапса, помнится, вызвенил, закатив глаза, раздувая зоб пафоса, что "во имя России" нужно "сплотиться" и как "ни тяжек нынешний кризис", здесь, мол, "честь нации", "мы должны поддержать верха" в их запутанных шашнях с Сирией. Он внушал "терпеть" ради благ клана нечисти, обвалившей страну, прикрывающей немощь малыми войнами, чтоб сберечь свои статусы, нефтедоллары, власть и прочие бонусы за счёт ста миллионов, должных "сплотиться", - к счастью господ сих, - в вечном стоянии в кале тягот; ибо у нас, мол, "тоже есть гордость".

Но он ошибся. Мало в нас гордости. Что за гордость в рванье на нас и в бесправии? В нашей памяти, как вы гнали нас в бойни, чтоб обелить себя в неумении править и маясь с жиру, так что вам грезились лавры Цезаря. Нет, давай-ка иначе, плут-проститутка, гладкий актёришка: забирай свою гордость, - плюс деньги в банках, чёрные икры и демагогию, - да валяй в эту Сирию, а не корчь себя рупором патриотских подначек косной-де массы, годной единственно, чтоб сдыхать за вас. Мы другим живём. Мы снесли бы в паноптикум политических фокусов триколорные гордости покорения Крыма Катькой Великой, и революции по пять раз на век, и реформы, чем вы свели нас к голи да шмоли и изживаете. Отвалите с идейщиной. Дайте воли с покоем, коих вы, кстати, н'e дали Пушкину, понимавшему: раз от вас, пройдох, не дождаться благ, так хотя бы - покоя с волей.


327

В чём суть политики? В угождении массам. Даль о политике как фигуре: ловкий нечестный, ищущий выгод и личной власти. В целом политика - дело грязное. Это бизнес вранья, насилий. Если политик массам по вкусу как рупор мнений масс - значит мнения масс зловонны.


328

Воспринимая, мысля, трактуя, строя суждения, люд исходит из данности, понимаемой фактом, истинно сущим. Рай же для люда как бы иллюзия. Данность - вот она, можно видеть и щупать, рай же лишь снится майскою ночью... Как тут поспоришь? Масс миллиарды. Но обратимся к гениям мысли. Вот что сказал Плотин в "Эннеадах" (V. 5, 11, 9): то, что дурному близкому взгляду кажется истинным, вряд ли есть.

Данность призрачна, словно дым, застилающий вящую безусловную сущность рая.


329

Он мечтал о порядке, он ненавидел жизненный хаос. Он восстал на случайность и произвольность и предикат их "вдруг" напряжением всех рассудочных сил своих, а "единое на потребу" был ему Разум, знавший законы. Мыслить суть быть, полагал он; быть значит мыслить. Я живу, если мыслю; я живу не когда, скажем, ем, но когда отдаю себе в том отчёт. Мир - в Разуме; и закон - царь над всеми, смертными и бессмертными, а поверх - совершенный логический алгеброидный символ, НЕОБХОДИМОСТЬ как неминуемая стена, не внемлющая прошеньям, строй очевидностей, общепризнанных истин, вроде, что дважды два даст четыре, хоть ты убейся. Главное, уяснить её, стену, - и ей покорствовать, руша Deus ex machina, то есть каприз, блажь, прихоть. Главное - возводить на разумных основах, коим покорствует даже бог (объявись такой).

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги