Читаем Lost structure полностью

Lost structure

графическим изображением. Именно потому, что из множества обстоятельств и характеристик

восприятия мы отбираем какие-то определенные различительные признаки, эта редукция или

схематизация имеет место почти во всех иконических знаках, но становится особенно явной, когда

мы сталкиваемся с какими-то стереотипами, с эмблемами, с геральдикой Силуэт бегущего мальчи -

ка с книжкой под мышкой в качестве дорожного знака до недавнего времени указывал на близость

школы и был иконическим знаком школьника. Но мы продолжали видеть в этом изображении

школьника и тогда, когда дети уже не носили ни беретов как у моряков, ни коротких штанишек, нарисованных на дорожном знаке. Мы каждый день видели десятки школьников на улицах, но по

логике иконических знаков продолжали представлять себе школьника мальчиком в беретике и в

штанишках до колен. Конечно, здесь мы имеем случай неосознаваемой иконографической

конвенции, зато в других случаях привычное иконическое изображение навязывается нам как

своего рода автоматизированный рефлекс, и тогда мы начинаем видеть вещи через их

стереотипизированные изображения, которые нам с некоторых пор их заместили

В книге Гомбриха приводятся запоминающиеся примеры такой склонности от Виллара де

Оннекура, архитектора и рисовальщика XIII века, который утверждал, что он рисует своих львов с

натуры, но изображал их согласно самым общепринятым требованиям геральдики того времени

(его восприятие льва обуславливалось установившимся иконическим кодом, равным образом

усвоенный набор изобразительных приемов не позволял ему передать свое восприятие льва как-то

иначе, причем сам он, вероятно, настолько свыкся с ними, что ничего другого и вообразить себе не

мог), до Дюрера, изобразившего носорога с чешуйчатым панцырем, и этот носорог еще не менее

двух столетий оставался образцом правильного изображения носорога, воспроизводясь в книгах

путешественников и зоологов (которые видели настоящих носорогов, прекрасно знали, что у них

нет никаких чешуек, но не отваживались передавать шершавость его кожи иначе, чем, изображая

чешуйки, потому что понимали, что в глазах широкой публики только такие графические

конвенции означают "носорога") .

11 Gombrich, сit , cfr capitolo 2, "Venta e formula stereotipa"

133

Но правда и то, что Дюрер и его подражатели пытались как-то передать некоторые впечатления от

www.koob.ru

шкуры носорога, которые незаметны, например, на фотографии. Конечно, в книге Гомбриха рису-

нок Дюрера смотрится забавно рядом с фотографией настоящего носорога, кожа которого кажется

почти гладкой, но мы знаем, что, если к ней присмотреться поближе, можно обнаружить

прихотливый узор бугорков, складок и морщинок (и то же самое с человеческой кожей), и похоже

на то, что Дюрер просто преувеличил и стилизовал то, что было в натуре, на что неспособна та же

фотография, чей условный язык фиксирует только крупные массы, сглаживая неровности и

различая большие поверхности с помощью тона.

II.9. И коль скоро мы постоянно сталкиваемся с кодировкой, стоило бы присмотреться к тому, что

представляет собой так называемая экспрессивность в рисунке. Забавный эксперимент, посвященный способам передачи выражения лица в комиксах 12, принес неожиданные результаты.

Было принято считать, что в комиксах (речь прежде всего идет о персонажах Уолта Диснея или

Джаковитти) достоверность приносится в жертву выразительности и что эта выразительность так

непосредственна, что дети лучше, чем взрослые, схватывают состояния радости, ужаса, голода, гнева, веселья и т. д., благодаря некоему природному дару сочувствования. Однако, эксперимент

показал, что способность разбираться в выражениях лица увеличивается с возрастом и по мере

интеллектуального созревания, тогда как у маленьких ее еще мало. И это говорит о том, что и в

этом случае, как в прочих, способность распознавать выражение ужаса или жадности зависит от

определенной системы ожиданий, от культурного кода, на который, несомненно, наслаиваются

коды выразительности, разработанные в других сферах изобразительного искусства. Другими

словами, если бы исследования были продолжены, нам бы, возможно, довелось узнать, что какие-

то приемы изображения комического или гротескного опираются на опыт и традиции, восходящие

к экспрессионистам, к Гойе, Домье, к карикатуристам XIX века, Брейгелю и даже к комическим

сценам греческой вазовой росписи.

И то, что смысл иконического знака, не всегда так отчетлив, как думают, подтверждается тем, что

в большинстве случаев его сопровождает подпись, даже будучи узнаваемым иконический знак

может толковаться неоднозначно, он чаще выражает общее, чем единичное