Следующее, что я услыхал — как Валя выскочил из-под козырька ступенек у дома и с грохотом бросился по проходу в мою сторону — больше ему бежать оттуда было некуда. Он бежал ко мне, и на каждом его шагу, когда приближался, меня больно подбрасывало на досках, которые были подо мной. Но я не мог подняться и заслонить собой выход из этого прохода, левая рука меня не слушалась, в плече разливалась боль. Но, валяясь так на спине, я успел еще поднять и отвести в сторону правую руку с револьвером.
Но Валя этого не видел в полной темноте, или не успел среагировать. На бегу через узкий проход он перепрыгнул через меня, и в прыжке дважды, не глядя, выстрелил вбок и вниз — в меня, лежащего под ним на спине. Обе пули ударили в дощатый пол — в сантиметрах от моего сердца и перебитого плеча. От этого доски тряхнуло, и сломанные мои кости снова отозвались болью.
Но правая моя рука с револьвером была откинута вбок и лежала наготове. Когда его кроссовки мелькнули над моим лицом, я согнул ее в локте и дважды выстрелил, не глядя, просто вверх, в ночное небо. Через три секунды за моим затылком я услыхал удар и падение на землю тела. После этого наступила полная тишина. Я понял тогда, что попал.
Много позже я узнал, что первая моя пуля вошла ему под пупок, прошила наискось живот до сердца и остановилась в нем. Вторая, которая на полшага опоздала, попала в спину у поясницы, скользнула под кожей вдоль позвоночника до лопатки, и там вышла. Эти детали судебной криминалистики, расположение ран, каналов обеих пуль, входных и выходных отверстий, оказались скоро очень важными, чтобы мне избежать суда и не попасть за решетку за убийство. Полковник Смольников постарался сделать все, чтобы так произошло.
Что касается меня, то первая его пуля попала мне в ключицу, переломила ее, срикошетила, но, слава богу, не в шею, а в плечо, и выскочила наружу. Вторая сломала мне руку ниже плеча, и осталась там.
Что было потом, я плохо помню. Меня скоро нашли, делали инъекции, чтобы поднять артериальное давление и вывести из болевого шока, однако потеря крови после обоих ранений, в плечо и руку, была, на мою удачу, совсем небольшой. Тем не менее, в той же темной щели между гаражами я надолго потерял сознание.
18. В больнице
Когда я очнулся, я не сразу понял, где нахожусь. Сначала было такое состояние или, вернее, видение, как будто я опускаюсь из-под облаков на землю, очень медленно, как на парашюте, потом начал слышать звуки и голоса людей, но они были где-то очень далеко подо мной. Когда я окончательно отошел от наркоза, то все вспомнил — темный двор, выстрелы. Ноющая боль в плече окончательно пояснила, почему я тут оказался, и что со мной случилось.
Плечо, рука и весь верх груди оказались в гипсе, значит, уже оперировали — это хорошо, одним мучением стало меньше. Подвигал ногами и правой рукой — все, как будто, работает. Я оглядел палату — четыре койки, и только на одной кто-то спал. Затем я взглянул на яркие окна и увидал на них решетки. Я не удержался и выругался от изумления. Сосед пробудился и молча обернулся на меня.
— Извини, друг, что разбудил… Решетку на окне увидал. Где это я?
— Больница имени доктора Гааза. Тюремная.
— Зачем мне тюремная?
— Заслужил, значит. Просто так сюда не попадают. Повезло. За что тебя?
— Убил одного. Или не убил, не знаю. Вчера, кажется… Или уже не вчера…
— Позавчера тебя привезли из реанимации — вот и считай, когда убил. Больно?
— Не знаю еще.
Вошла медсестра.
— Как самочувствие, больной?
— Живой.
— Вас в туалет проводить?
— Сам.
— Завтрак сейчас вам принесу. Что-нибудь еще нужно?
— Юрист мне нужен. Как у вас с этим?
— Я передам майору.
— И еще мой телефон.
— Телефоны тут запрещены.
Минут через пятнадцать в палату вошли уже трое, в белых халатах, — двое мужчин начальственного вида и та же медсестра.
— Соколов, как вы себя чувствуете?
— Отвратительно.
— Что болит?
— Ничего. Я просил юриста. Кто из вас юрист?
— Я начальник отделения. А это лечащий врач. Вы под арестом.
— Какого лешего! Я депутат!
— Возможно. Но вы убили человека. Нам передали только это.
— Убил? Слава богу. Как вы меня обрадовали! А то я сомневался. Вы уже сообщили обо мне в Законодательное собрание города? Повторяю вам, я — питерский депутат.
— Нет. У нас другая работа.
— Тогда посадить в изолятор надо вас, вы уже нарушили закон — неприкосновенность народного депутата!
— Спокойнее, пожалуйста, Соколов. Судя по бумагам, там стоит подпись полковника Смольникова. Если бы вы не были депутатом, то начальник полиции города вряд ли стал вами заниматься.
— Опять Смольников… Послушайте, я думаю, лично вы ни в чем не виноваты. Вам меня принесли — и вы лечите. За это спасибо. Извините за резкость. Все у меня теперь, кажется, работает, кроме руки. Но мне нужен, прежде всего, мой телефон. Если вы лично соблюдаете законы нашей страны, то, пожалуйста, организуйте это. А ваш Смольников скоро окажется на моем месте, за такими же решетками.