Гоняться за бабочками, печь печенье, работать в саду, делать поделки с Сидни за кухонным столом, смотря «Винни Пуха» на том же диване в гостиной. Сказки на ночь, бои щекоткой, настольные игры, качели на детской площадке. Праздники и костры. Катание верхом на плечах и пение в унисон. Пузыри в ванне. Смех.
Моя мама. Моя прекрасная мама.
Боже мой, как она, должно быть, скучала по мне.
Она никогда не узнает, что со мной все в порядке.
Она никогда, никогда не узнает.
Слезы текут по моему лицу. Доктор Мэллой молча сидит в глубоком кресле напротив меня, скрестив колени, ее улыбка задумчивая и понимающая. Мне требуется несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, сориентироваться и вернуться в настоящее. Испуская горестный вздох, я сглатываю, проводя ладонью по влажному лицу.
– Я помню ее, – тихо шепчу я.
Доктор Мэллой кивает, кладя блокнот рядом с собой на маленький столик.
– Вашу маму.
– Да. – Мое горло сжимается и саднит от сожалений. – Я… Я думаю, что надо закончить. Я имею в виду, эти сеансы.
Она снова кивает.
– Я не уверен, что мне нужны еще ответы. Я чувствую умиротворение от воспоминаний, которые восстановил, – объясняю я, облизывая губы и пробуя на вкус соленые слезы, которые собрались на них. – Дыра, которую я чувствовал, заполнилась – она была всем, что я искал.
Когда я беру свою куртку и благодарю доктора Мэллой за ее услуги, она протягивает мне руку для рукопожатия.
– Я рада, что смогла помочь вам, Оливер. Я очень восхищаюсь вашей силой.
Раньше я думал, что сила заключается в борьбе.
Достижении целей. Способности выдержать то, что пытается нас уничтожить.
Но истинная сила – это необязательно про победу в битве. Это про то, как именно мы сражаемся. Дело не в самом мече, а в том, как мы им владеем.
А иногда речь идет вообще не о выживании. Речь идет о том, чтобы пережить самую страшную из возможных потерь, душевную боль и горе, независимо от того, доберемся мы до другой стороны или нет. Моя мать пережила невообразимую трагедию. Опустошающую потерю.
В конце концов она не выжила.
Но хотя она и не пережила саму битву, я уверен, что она владела своим мечом с изяществом, достоинством и любовью.
И это истинная сила.
После приема у психолога я решаюсь навестить Сидни. Прошло три дня с момента нашей ссоры, и я не очень хорошо справляюсь. Она хотела пространства, и я пообещал себе, что дам ей все, в чем она нуждается. Но я не думаю, что ей на самом деле нужно пространство – ей нужна уверенность. Обещание, что я больше не покину ее. Подтверждение того, что я отвечаю ей взаимностью, которая, как мне казалось, была совершенно очевидной. Но я не хотел сообщать о таком важном чувстве посредством электронного сообщения, равно как и не хотел нарушать ее стремление к уединению.
Однако прошло уже три дня… Мне не терпится избавить ее от переживаний, несмотря на ее ошибочную просьбу о том, чтобы побыть наедине.
Конечно, я люблю ее. Я люблю ее больше, чем свежий воздух.
И что ж, сегодня канун Рождества, и у меня есть для нее подарок.
Сидни открывает дверь, она взъерошена и измазана краской. Ее очки сидят криво, волосы в беспорядке, одежда мятая и изношенная.
– Счастливого Рождества, – говорю я ей, опуская одну руку в карман, а другой засовывая ее подарок под мышку. – Могу я войти?
Слезящиеся глаза скользят по завернутому подарку, на губах появляется намек на улыбку. Она кивает.
– Конечно. – Сидни отступает в сторону, пропуская меня внутрь и постукивая пальцами перед собой. – Счастливого Рождества.
Моя собственная улыбка приветствует ее, демонстрируя, как сильно я скучал по ней последние несколько дней. Я смог прикоснуться к ней, попробовать на вкус, обладать ею, а затем внезапно лишиться, – то, что мне теперь приходится чувствовать, я не могу точно описать. Это потеря, которая причиняет боль моей душе.
– Я понимаю, что ты просила о личном пространстве, но… – Я опускаю глаза, подыскивая правильные слова. – Ну, я не согласен, что это в интересах кого-либо из нас. Мы провели слишком много лет порознь. Нет никакой пользы в том, чтобы намеренно избегать друг друга.
Сидни похожа на туго намотанный клубок эмоций, который только и ждет, чтобы разорваться. Она поджимает губы, переминается с ноги на ногу и теребит рукав своей рубашки.
– Мне тоже не нужно пространство, Оливер. Но если оно будет навязано мне силой, мне нужно отступить сейчас. Я уже безнадежно привязалась к тебе, – выдыхает она, в глазах видны слезы, которым суждено пролиться. – Если я утону еще глубже, то никогда не выплыву. Я не оправлюсь, потеряв тебя дважды.
– Сид… – Я закрываю дверь и кладу подарок у своих ног, приближаясь к ней с протянутыми ладонями. Обхватывая ее лицо, я шепчу: – Речь никогда не шла о том, что ты можешь потерять меня. Я лишь хотел попытаться стать наилучшей из возможных версий самого себя, даже если это означало временную жертву. Переезд не был бы постоянным и рассматривался только из-за моих чувств к тебе.
Она кладет свои руки поверх моих.
– Но что, если мы отдалимся друг от друга, или ты встретишь кого-то другого, или…