Лоуренс Аравийский

Придя к такому выводу, он телеграфировал в Мекку и получил ответную телеграмму, называвшую его изменником и ставившую его вне закона. Он сложил с себя командование на Акабском фронте. Хуссейн назначил Зейда ему в преемники. Зейд немедленно отказался. Шифрованные послания Хуссейна стали бессмысленными от ярости, и военная жизнь Абу эль-Лиссана внезапно застопорилась.

Доуней до отхода судна позвонил мне из Акабы и уныло спросил, не потеряна ли всякая надежда. Я ответил, что все зависит от случая, но что, может быть, мы преодолеем трудности.

Перед нами открывались три пути. Первый — найти средство давления на короля Хуссейна, чтобы он взял назад свое постановление. Второй — продолжать нашу деятельность, не признавая его. Третий — провозгласить формальную независимость Фейсала от отца.

Каждый путь находил своих сторонников как между англичанами, так и между арабами. Мы послали Алленби телеграмму, прося смягчить инцидент. Хуссейн был упрям и изворотлив, и могли потребоваться недели, чтобы вырвать у него извинение. В обычных условиях мы могли бы допустить потерю этих недель, но сейчас мы находились в злосчастном положении, ибо через три дня нам следовало, во всяком случае, выступить в экспедицию на Деръа. Мы должны были найти какое-либо средство продолжать войну, пока в Египте не найдут разрешения вопроса.

Моим первым долгом являлось срочное извещение Нури Шаалана о том, что я не смогу встретиться с ним на сборе его племен в Кафе, но что я буду в Азраке к его услугам с первого дня новолуния. Это было печально, потому что Нури мог заподозрить, что я переменил решение, и отменить сбор, а без племен руалла исчезла бы половина нашей силы и значения при походе на Деръа 16 сентября. Однако нам приходилось рискнуть этой меньшей потерей, ибо без Фейсала, регулярных войск и орудий экспедиция совсем не могла состояться.

Второй моей обязанностью было отправить в Азрак караваны с грузом провианта и боевыми припасами. Все эшелоны, под начальством назначенных офицеров, выступили в путь согласно программе, разумеется, не вовремя, но лишь с одинаковым опозданием.

Следующим нашим долгом являлось своевременное отправление войск в Азрак. Чтобы осуществить это, следовало восстановить их доверие к их офицерам. Здесь мы прибегли к такту Стерлинга. Нури Сайд был достаточно честолюбив, как всякий солдат, чтобы использовать как можно лучше подвернувшийся ему благоприятный случай, и охотно согласился двинуться на Азрак, не дожидаясь извинения Хуссейна.

Люди поддавались доводам. Мы старались им доказать, что такие важные вопросы, как о провианте и платье, целиком зависели от сохранения их организации. Они не устояли, и отдельные колонны посаженной в седло пехоты, пулеметчиков, гуркасов, египетских саперов, артиллеристов двинулись в путь с двухдневным опозданием.

Последней обязанностью было восстановить верховную власть Фейсала. Без него всякие серьезные попытки военных действий между Деръа и Дамаском являлись бы тщетными. Мы могли бы провести нападение на Деръа, чего от нас ожидал Алленби, но захват Дамаска, чего я ждал от арабов, ради чего я сражался рядом с ними на полях битвы, пережил множество мучений и расточал свой разум и силу, зависел от присутствия Фейсала с нами на фронте. Он решительно приказал выступить по моему приказу.

Что касается получения извинения из Мекки, то Алленби и полковник Вильсон старались об этом из всех сил. Если бы они потерпели неудачу, моим намерением было обещать Фейсалу непосредственную поддержку британского правительства и объявить его в Дамаске суверенным эмиром. Это было вполне возможно, но я хотел избежать этого, оставив на крайний случай. До сих пор арабы в своем восстании шли по прямым путям, и мне не хотелось, чтобы они пришли в жалкое состояние раскола перед окончательной победой и миром.

Король Хуссейн вел себя, как мы и ожидали. Он многоречиво протестовал, бесконечно разглагольствуя и совершенно не понимая тяжелых последствий своего вмешательства в дела Северной армии. Чтобы разъяснить их, мы послали ему откровенный отчет о случившемся.

Его телеграммы шли через весь Египет и через наших радистов в Акабе пересылались мне, чтобы я направлял их Фейсалу.

Арабский шифр был прост, и я исписывал целые страницы, переставляя его до полной бессмыслицы, прежде чем передать Фейсалу.

Наконец от него пришло длинное послание, содержавшее в первой половине уклончивые извинения и взятие назад злосчастного указа, а во второй — повторение оскорбления в новой форме. Я уничтожил конец письма и захватил с собой начало, помеченное «очень срочно», в палатку Фейсала, где он сидел в кругу своих штатных офицеров.

Глаза всех устремились на него, пока он читал письмо. Фейсал был поражен и с удивлением уставился на меня, ибо краткие слова не соответствовали сварливому, упрямому нраву его отца. Но он овладел собой, прочел извинение вслух и под конец взволнованно сказал:

— Телеграф спас нашу честь.

Это вызвало взрыв восхищения, а он наклонился и нашептал мне на ухо:

— Я говорю о чести почти всех нас.