Lover In Low Light (СИ)

— Нет, ты хочешь знать, почему я не говорю ей, Аня? — сдавленный, лишённый радости, беспомощный смех проталкивается через неё, на заключительных нотах смех переходит в сдержанное рыдание. — Я не могу сказать ей потому, что если я открою свой рот, то то, что оттуда выйдет, не будет «у меня до сих пор остались к тебе чувства». Это будет не легко или просто, или как-то ещё, что можно затолкать в маленький пакетик, который она сможет поставить в сторонку и разобрать его позже. Это будет всем. Это будет «я не хочу быть твоим другом. Я не могу быть твоим другом. Меня убивает быть твоим другом, потому что я не хочу дружбы с тобой».

Кларк делает резкий, шаткий вдох, слёзы проталкиваются сквозь ресницы. Голос хриплый, когда она произносит эти слова, но она, так или иначе, заставляет себя произнести их. Она закрывает глаза и представляет Лексу прямо перед собой.

— Я не хочу нескольких украденных моментов в баре или неловких двойных свиданий, или возбуждённых переглядок через всю комнату. Я не хочу историю, о которой мы никогда не будем говорить или обо всех этих крошечных сломанных моментах. Я хочу всю жизнь. Я хочу не меньше жизни.

Её колени затряслись, словно они признают её ошибку. Она открывает глаза, на щеках видны линии, и она смотрит на Аню:

— Потому что именно это мы и обещали друг другу.

Её голос сломленный, искажённый, и Кларк почти сердито вытирает свои щёки, после чего говорит:

— Вот, почему я не могу сказать ей, Аня. Потому что я хочу то, что больше не принадлежит мне, чтобы желать этого, то, что не было моим годами.

Пройдя маленький промежуток между ними, Аня положила одну руку на плечо Кларк, а другой вытирает свежие слёзы на щеках девушки.

— Может, поэтому ты и должна рассказать ей, Кларк. Какой смысл в жизни, если ты не живёшь?

— Я не могу. Я не собираюсь быть эгоисткой.

Аня вздохнула и покачала головой:

— Ладно, — в последний раз она сжимает плечо Кларк, разворачивается и направляется обратно в сторону мини-бара, берёт свой шлем и проходит в сторону входной двери.

Когда она приоткрыла дверь, зимний воздух ворвался внутрь, и Кларк вздрогнула.

— Позволь мне хотя бы спросить у тебя, — сказала Аня, остановившись у открытой двери, чтобы надеть шлем и закрепить его. — Ты порвала с Финном, потому что ты не думала, что это справедливо: быть с ним, ведь ты до сих пор любишь Лексу. Так, что может быть более эгоистично? Сказать Лексе, что ты чувствуешь, чтобы она знала, что у неё хотя бы есть шанс с тобой? Или не говорить Лексе, что ты чувствуешь и позволить ей думать, что нет никакой надежды, чтобы она осталась в отношениях с кем-то, кто заслуживает, блядь, лучшего, чем быть чьим-то вторым номером?

Кларк открывает рот, её грудь болит, внезапно стало невозможно дышать. Она не может довести слова до губ, не может заставить голос сформироваться в пустом воздухе, но Аня и не ищет ответа. Она просто хочет довести до неё эту точку зрения, и у неё это выходит. Кларк чувствует, словно острый наконечник рассекает её грудь.

— На кону стоит несколько больше сердец, чем ваши с Лексой, — говорит Аня, и, не говоря ничего больше, она выходит из галереи в снегопад.

========== Глава 4: Мы не те, кем привыкли быть. Часть 2. ==========

Пальцы болят от усилий, которые она предпринимает, чтобы продолжать двигаться. Лекса обвивает её и отталкивается от руки Кларк. Рука самой Лексы на шее блондинки оставляет почти кровавые следы, ногти другой руки отчаянно царапают поясницу. Колени Кларк слабеют, и она безумно благодарна, когда Лекса позволяет их телам сползти вниз по стене на пол в этой студии.

Она выходит из неё лишь на мгновение, но этого достаточно, чтобы Лекса легла, а Кларк удобно устроилась на ней. Когда она снова вошла в неё, ответом Лексы послужило хриплое затруднённое дыхание, которое заставляет сердце Кларк под рёбрами зажечься точно так же, как и между её ног. Это ощущение обескураживает, но Кларк лишь упивается им. Она упивается от шока внутри неё, от того, что заставляет её желать остаться и учиться, и узнавать, и никогда не останавливаться.

Руки Лексы проскальзывают под рубашку и тянут её.

— Сними это, — бормочет она, и Кларк не может заставить себя задуматься о том, что эта приватная студия находится в очень даже публичной библиотеке кампуса или о том, что дверь не закрыта. Она снова выходит из неё, давая Лексе снять с себя рубашку и отбросить её в сторону, затем Кларк снимает собственную так, чтобы их кожа могла соприкоснуться. Статическое напряжение на коже Лексы трещит напротив живота Кларк, заставляет её голову кружиться, а позвоночник — покалывать. Кларк готова поклясться, что она никогда не хотела ничего больше, чем этого — этого прикосновения, эту девушку, всё это, всё. Она чувствует, как пьянит ожидание.

Пухлые губы целуют её шею, ключицы, прижимаются к груди, и Кларк закрывает глаза. Она скользит, входит снова так легко, словно знает там каждый дюйм, словно она наносила на карту это тело тысячу раз и даже больше. Каждый хриплый стон — скрытое сокровище, каждое содрогание — ориентир, и Кларк живёт тем, чтобы открыть Лексу.