Он снова столкнул в воду лодку и, встав на корме, правил вдоль берега, потом повернул в шелестящие камыши, окоченело, неподвижно стоящие в темной воде. Конь отыскался на отмелях, с которых Луму несколько раз приходилось веслом сталкивать свое суденышко. Он лежал на песчаном островке, купая в воде темно-золотистые копыта в белых чулках, и светил обнаженными изглоданными ребрами. Голова была запрокинута далеко назад и вся обгрызена до черепа, клоки вырванной гривы плавали на воде. Крови почти не было, но голые кости все еще розовели, как будто не успели убедиться в том, что их обладатель уже умер.
- Кто это его? Звери? Здесь кто-то живет? - выдавил Эден, в ужасе разглядывая разорванную с нечеловеческой силой украшенную уздечку.
- Русалки, - Лум сделал неопределенное движение плечами, словно хотел сказать - 'А кто же еще?', кивнул куда-то в сторону. - Возьми свои вещи.
Седельные сумки валялись в воде, но несколько ремней еще держались на туше и их пришлось перерезать нашедшимся у старика изогнутым ножом. Его спутник, вернувшись в лодку, онемевшими пальцами доставал и листал свои книги, как оказалось, все же надежно запакованные в промасленные пакеты и выдержавшие купание, чуть подмок только тубус со свернутыми подорожными.
- Дедушка, разве они так могут? - наконец, хрипло спросил Эден, когда за последним поворотом берега показался дом.
- Вчера ты в них вообще не поверил, - усмехнувшись в бороду, отозвался Лум.
- Я... я не знал.
Потрясенный, королевский учетчик, жалкий и грязный, сидел, уставясь на дно лодки и чувствовал, что теперь боится, но вовсе не угрюмого ловца, а темной воды, что скрывала подобных тварей. И еще думал о том, что, наверное, есть какие-то другие русалки, даже мысленно в его голове отказывались связываться друг с другом песня и обглоданный за одну ночь конский труп.
На берегу Лум велел положить книги в доме и вернуться во двор, и отвел своего гостя в сарай, зажег лампу и встал рядом с чем-то длинным, подвешенным к балке на потолке. Огонь перестал мигать и осветил плавно изогнутый серебряный бок, светящуюся нежную кожу торса, металлически блестящую толстую чешую. Вздернутая вниз головой и выпотрошенная, русалка была совершенно мертва, и тонкие руки, до костей перерезанные над локтями, безвольно лежали на полу. Чудные мерцающие волосы высохли, но не утратили своего сверхъестественного блеска, пушистой копной свесились вниз. За эти волосы Лум и приподнял тело, стряхнул текучие пряди и показал оскаленное бледное лицо, совершенно дикие желтые глаза хищника и мелкие острые зубы, острые как бритва. Чарующий морок распался окончательно, то, что казалось желанной мечтой, волшебным существом, оказалось чудовищем. Странный запах, стоявший в сарае, оказался запахом ее крови и Эден, попятившись, вышел, успев увидеть, как ловец равнодушно зачерпнул ковшом воды из бочки и смыл брызги с досок, мутные потеки пролились под дверью в траву.
- Они и меня бы съели?
- И тебя.
- Они мне пели, и я пошел, не мог удержаться, не понимал, что делаю, я ничего на свете так не хотел. Почему же с тобой они ничего не сделали?
И Лум улыбнулся - одними только глазами, в которых горел страшный черный огонь.
- Я почти глухой, - пояснил он. - То, что ты говоришь, мне приходится читать по твоим губам. Я не слышу их песен, и мне эти чары не страшны.
- Сколько тебе лет, Лум? - Эден даже не заметил, что впервые назвал своего спасителя по имени. - К чему ты живешь с такими тварями совсем один?
- Я назначен сюда Королем и не могу нарушить его волю, да и не в тягость она мне, - ловец покачал седой головой, - Уходи, учетчик. Они узнали тебя и выманят если не этой, то следующей ночью.
И скоро Эден шагал по тракту, на который его вывел старик, увязал в грязи, изнывал от тяжести сумки, которую удалось приспособить на спину, но скоро мгла, вечно стоящая над гибельным озером Сведах, осталась позади и выглянуло солнце, невероятно красивое, золотое на голубом.
Год прошел, или десять лет, лето сменило зиму или целое поколение легло в землю, так же старый Лум вешал на нос лодки странный свой фонарь и отталкивался заскорузлым веслом от берега. Сколько раз уходил он так глухими ночами? Сколько раз его лодка опускалась в холодные волны? Все дни как один, сливались в воспоминаниях, стекались, как сотни ручьев собираются в черное мутное озеро.