– Хайнц, – прервал я его, – ни вы, ни я – не шлюшки, которые получили вдруг ни с того ни с сего бриллиантовое колье. Поэтому давайте-ка поспокойней. Пораскиньте мозгами и догадайтесь, по каким таким причинам обыкновенный инквизитор может стать капитаном епископской гвардии – как ни крути, одной из наиболее влиятельных персон в Хез-хезроне? И зачем меня послали в войска императора.
– Ну? – глянул он на меня.
– Да это ведь вы в своих драмах плетете интриги, открываете закулисье тайных сговоров…
– Ах… – Он задумался на достаточно долгое время, потом глянул на меня. На сей раз более внимательно. И добавил: – Значит, вот оно как…
– Как? – спросил на этот раз я.
– Убьют вас, – кивнул он. – А епископ выпутается изо всей этой авантюры. Принудит императора к уступкам.
Я почти удивился, что он так быстро пришел к тем же выводам, что и я. Конечно, это была лишь одна из возможностей, поскольку шашка никогда не знает, пожертвуют ли ею или проведут в дамки.
– Вот только император наш – не дурак, – добавил он. – Будет вас беречь.
– Риттер, – сказал я, наливая вина. – Временами ваша мысль весьма проворна – быстрее, чем у многих из тех, кто мне известен.
Он просиял. Я же начал подумывать, что раз уж ваш нижайший слуга, легат Верона и даже Хайнц Риттер догадались, в чем здесь дело, так почему бы не догадаться и Светлейшему Государю, который, насколько я слышал, не был человеком, слабым разумом? Но если интрига столь просто раскрывается, то, может, она – лишь дымовая завеса? Может, речь о чем-то совершенно ином? Может, бедный Мордимер не будет рисковать головой, исполняя планы сильных мира сего?
– Утешительным здесь остается одно: никогда в жизни у меня не было столь высокого содержания, – сказал я наконец.
– Вы устроили пир для братьев-инквизиторов? – И снова я мог лишь удивляться столь точному вопросу.
– Конечно, – кивнул я. – Вы сделаете карьеру, Хайнц. Поверьте мне, когда-нибудь злая судьбина отступит и вы блеснете, как полновесный золотой дукат в лучах солнца.
Он просиял еще сильнее.
– Ну, в этом случае, – воздел палец, – я о вас не позабуду.
И я ему верил. Риттер был странным человеком, но по-своему честным. Кроме того, я был уверен, что, коли дойдет до власти и денег, он не станет мешкать, чтобы показать, сколь много может для меня сделать.
– Так вот о княжне…
– Она сказочно красива, верно? – вздохнул он. – Отчего у нас не может быть таких женщин, господин Маддердин? Император влюблен…
– Жажда быстро проходит, – пробормотал я.
– О нет-нет, – покачал он головой. – Отослал прочь всех любовниц. И я не удивился бы, когда б он попытался на ней жениться.
Я рассмеялся почти искренне.
– Господа советники никогда этого не позволят.
– Увидите, как он станет их спрашивать, – ответил он иронично.
– Хайнц, в вас говорит поэтическая фантазия. У императора нет выбора. Он женится или на какой-то из наших княжон, или на польской королеве, которую, как я слышал, за него сватают.
– Сила любви, – вздохнул он театрально. – Когда говорят чувства, разум нем.
Я задумался над его словами. Хотел бы Внутренний Круг сделать одну из своих убийц императрицей? История знавала и более странные случаи. И я благодарил Бога, что с Эньей мы расстались именно так, а не иначе – то есть весьма приятельски.
– Как полагаете, Хайнц, мы победим их?
Несмотря на то что я сменил тему, поэт прекрасно понял, о чем я спрашиваю.
– Я знаю, что нет, и вы знаете, что нет, – ответил тихонько. – А император?
Я смотрел на него так, словно увидел впервые в жизни. Он же склонился над столом и зашептал мне прямо в ухо:
– Тут ведь собрался весь цвет, Мордимер. И он всех их пошлет на смерть или позор.
Я отодвинулся.
– Ерунда! – буркнул.
– Как знать, как знать… – не стал он настаивать и лишь отхлебнул из кубка.
– Хайнц, – покачал я головой, – жизнь – не театральные подмостки. Кроме того, если император ославится как вождь проигравшей армии, это не усилит его положение…
– Нет? – глянул он на меня. – А вы в этом уверены? А если он прикроет это виной других? Злой визирь, добрый султан, Мордимер.
Я знал, о чем он говорит, поскольку персидские сюжеты, столь часто появляющиеся в произведениях бардов и драматургов, были мне знакомы.
– С доски исчезнут ладьи, кони и слоны. Останутся пешки, которыми по-любому проще управлять, – продолжал Риттер.
– За такие слова вас бы повесили.
– Тогда можете донести, – сказал он твердо.
– Я ничего не слышал, господин Риттер. Ничего, кроме болтовни пьяного поэта о шахматной тактике.
– У меня было видение, Мордимер, – начал он снова, понизив голос до шепота.
– Видение?
– Кошмарный сон, если пожелаете, – глаза его сделались стеклянными и мертвыми. – О Мрачном Жнеце, что косит человеческие жизни, словно поле пшеницы. Я видел обезлюдевшие села и груды мертвых тел, – вздрогнул. – И это снится мне изо дня в день…
– Не следует играть в святого Иоанна, – похлопал я его по плечу. – Хватит нам и одного «Апокалипсиса».
Он встряхнулся, заглянул в кубок – но тот оказался пуст, потому пришлось доливать. Выпил до дна.