– Так и думал, – сказал спокойно. – Поселишься здесь, Мордимер. Где-то под крышей есть еще свободная комнатенка. И не принимай это на свой счет. В Хайме даже князья крови спят на сене, только бы оставаться поближе к императору… Впрочем, что-то в последнее время расплодилось этих князей… – снова рассмеялся он, не разжимая губ. – Твои люди могут разместиться в конюшне. В любом случае в городе мы пробудем недолго. Император ожидает лишь наемников – и выдвигаемся. Что предполагаешь делать?
– Наблюдать, – ответил я. – Ездить по околицам. Осмотреть села. Но прежде всего предоставить рекомендательные письма Его Величеству.
– Хорошо, – кивнул Верона. – Я вызову тебя, если понадобится. Готов поспорить, что император захочет с тобой поговорить.
– Император захочет дать мне аудиенцию? – спросил я с недоверием, прежде чем успел прикусить язык.
Но Верона не рассердился.
– Ты ведь капитан императорской гвардии, а не инквизитор. Личный посланник епископа Хез-хезрона. Хотя, – воздел он припухший в суставе палец, – всем известно твое прошлое. Здесь быстро расходятся вести. Ну, ступай уж, Мордимер. Как проедешься по околицам, я охотно выслушаю, что можешь сказать.
– Спасибо вашей милости. – Я поднялся и низко поклонился. Поцеловал руку, которую он благодушно протянул в мою сторону.
– Кстати, Маддердин, – сказал, когда я был уже в дверях, – не скажешь ли, отчего Герсард не поручил эту миссию какому-нибудь дворянину? Дипломату? Офицеру? Почему, во имя меча Господня, прислал к императору палача из Инквизиториума?
Я повернулся и постарался улыбнуться, пусть даже это далось мне непросто.
– Быть может, ваша милость, для того чтобы меня убили. Благородные не слишком-то любят инквизиторов.
Некоторое время он глядел на меня ничего не выражающим взглядом, потом снова кивнул.
– Умный мальчик, – сказал медленно. – Впрочем, если уж быть искренним, я вас тоже не люблю. Вы ведь как крысы…
Я подождал минутку, не захочет ли он поделиться со мною еще какими жемчужинами своих мыслей, после чего низко поклонился и вышел.
Вышел, поскольку ничего не мог добавить к сказанному.
Конечно, в дороге, кроме того что я тренировал моих парней, хватало времени и для других вещей. Для размышлений. Для того чтобы задавать себе вопросы, подобные тем, которые задавал мне легат Верона.
Пронырливый царедворец, дипломат, дворянин знатного рода и герба наверняка сумели бы сделать в окружении императора больше, нежели ваш нижайший слуга. Если же Герсарду были нужны военные рапорты, ему стоило послать сюда отставного генерала. А в свите его были и те и другие.
Тогда отчего же со столь важной миссией отправлен бедный Мордимер, который был, есть и будет никем? Прахом и пылью у стоп сильных мира сего?
Ответов было несколько, и ни один меня не радовал. Во-первых, это мог быть каприз Его Преосвященства. Минутная слабость, от которой гордыня и убежденность в собственной непогрешимости не дали ему отступить. Я знал: епископ Хез-хезрона способен на неожиданные решения, и решения те часто зависят от настроения, капризов и прочих причуд. Однако же при этом он оставался умелым политиком и умным финансистом. В конце концов – заимодателем самого Святого Отца.
Во-вторых, выбрать меня в посланники Его Преосвященство мог из желания унизить императора, поставить его в неловкое положение, быть может, даже выставить на осмеяние. Независимо от того, что я сам думал о моем деле, большинство видели во мне только палача.
В-третьих, и эта мысль нравилась мне менее всего, Герсард мог рассчитывать, что кто-то из сеньоров попросту меня убьет. Тогда бы он рвал одежды, слал протесты, возмутился и… остановил бы поставки в армию, а также запретил рекрутский набор в своих землях. Императору пришлось бы покупать его хорошее отношение. Каким образом? Уж это-то вовсе не касалось вашего нижайшего слуги.
Так или иначе, но ситуация сложилась такая, что как ни глянь, а завидовать нечему. Быть может, жизнь моя и была дешева, но за годы я к ней попривык; вдобавок я не желал оказаться лишь пешкой на игровой доске. По крайней мере, не той пешкой, которой легко жертвовать за позиционное преимущество или в обмен на другую фигуру.
И еще одна проблема не давала мне покоя: я не мог забыть дело Анны Хоффентоллер и ее убежденность, что на императора и его окружение падет проклятие. Я надеялся, что, если это правда, никогда не окажусь поблизости от Светлейшего Государя, чтобы испытать на себе последствия этого проклятия. А теперь я был слишком близко. И этот факт не улучшал мое настроение.
В Хайме царила такая теснота, что императорской канцелярии пришлось издать указ о запрете на передвижение любых фургонов и телег, включая и кареты знати, – кроме тех, что перевозили припасы для армии и двора. В связи с этим стали модными паланкины, а по улицам бегали пары или четверки мускулистых здоровяков, несущих коробы с сидевшими внутри аристократами и дворянами. И чем более знатным был владелец, тем более изукрашенным – паланкин.