– Мы все умрем, – сказал он, глядя над моей головой, словно именно там зрел он картину мрачного будущего.
– Хайнц, Хайнц, Хайнц, а вы собирались жить вечно? Как бы скучно тогда вам было!
Он глянул на меня и внезапно рассмеялся. Пока еще грустно, но – легка беда начало.
– А покамест – выпьем, – предложил он мне и взглянул в глаза. – Я хотел бы, чтобы кто-нибудь держал меня за руку, когда я стану умирать…
– Риттер, да Господь с вами, вы еще молоды – рано думать о смерти!
– Мы все умрем, – повторил он. – Вы, я, они, – махнул рукою, и я понял, что имеет в виду весь мир.
– Когда-нибудь, – сказал я. – Все мы когда-нибудь умрем. Не сегодня и не завтра. Когда-нибудь.
– Я недавно видел прекрасную Илону, – сменил он тему. – Она наказала мне передавать вам сердечный привет. Вы должны были над ней крепко поработать, коли она все еще одаряет вас таким чувством.
– Следи за словами, Хайнц! – Я заметил, что непонятно зачем встал, поэтому уселся снова. – Следи за словами, – повторил.
– Но я ведь ничего не сказал…
– Вот и не нужно!
– А с каких пор вы… – он глянул на меня и моментально замолчал. – Прошу меня простить, – добавил смиренно. – И все же я должен сказать, что она вспоминает вас с воистину сестринским чувством.
– Как она там?
– При том содержании, которое вы ей устроили? Да вы шутите… Намного лучше меня… У вас есть планы на завтра, господин Маддердин? – снова сменил он тему.
– Есть. Хочу осмотреться близ Хайма. Его Преосвященство требует сведений.
– Но вы ведь не знаете окрестных сел…
– Именно поэтому мне непросто будет писать рапорты, – согласился я.
– А вы когда-либо бывали в настоящей битве?
Я вспомнил времена, когда был молод, полон запала и желания столкнуться лоб в лоб со всем миром и победить его. Вернулся памятью к броду под Шенгеном. Вернулся памятью к крови, трупам и ужасу. К виселицам, которые чуть позже выросли, словно деревья в лесу.
– Нет, – пожал плечами, потому что это не было историей, которой я хотел нынче делиться.
– А я был! – похвалился он. – Под Шенгеном. Тогда имперская пехота дала прикурить той взбунтовавшейся голытьбе! Я даже сложил балладу, правда, плохенькую, потому что мне было тогда, – посчитал на пальцах, – семнадцать лет. Плохенькую, понятное дело, с точки зрения моих высоких стандартов, поскольку немало более зрелых поэтов никогда не сумели бы сложить столь живописных стихов, которые я сочинил, будучи совсем юнцом.
– Не сомневаюсь, – ответил я, думая об иронии судьбы, сплетающей человеческие жизни и позволяющей, чтобы за одним столом сидели люди, которые принимали участие в одной и той же битве, но с разных сторон.
– Возьмите меня в эту вашу поездку, Мордимер, – попросил он.
Я глянул на него с удивлением.
– И вам охота вылезать из Хайма?
– Конечно неохота, – ответил он. – Но драматург должен быть свидетелем событий, которые собирается увековечить в своих произведениях. Если, конечно, время и место позволяют…
– Ну, тогда поехали, – согласился я. – По крайней мере, мне будет с кем поговорить, потому как эти мои солдаты, – я махнул рукою, – смех один…
Разговоры с Риттером обычно заканчивались пьянкой до утра, однако на сей раз я не позволил себе этого. Риттер, впрочем, уговаривал продолжать. Бормотал что-то о милейших дамах, которых он хорошо знает и которые дадут нам все, что мы только пожелаем, если сумеем облегчить их нелегкую судьбу. Я не поддался искушению.
– Хайнц, если по заутрене не будете у корчмы – я поеду один, – пообещал ему.
– Конь, – вспомнил вдруг он. – У меня ведь нет коня!
– Дам вам своего заводного, – пообещал я. – Только не упадите с него.
– Я прекрасный наездник. Сам князь Тассельхофф говорил, что я сказочно правлю скакуном, – ответил поэт почти обиженным тоном.
– Вот и славно, – утешился я. – Потому как завтра целый день мы проведем в седле.
Было забавно глядеть, как вытягивается его лицо.
– Доброй ночи, господин Риттер.
– Без вина, без девки… Какая же она добрая? – ушел он, бормоча что-то под нос.
Я вернулся в свою комнатку почти трезвый, зная, что меня не только ждет трудный день, но что придется общаться с людьми, которых я не заподозрил бы в чрезмерном дружелюбии к вашему нижайшему слуге. И вероятно, найдется немало таких, кто станет ожидать наименьшей моей ошибки.
И вот я лег и сразу же уснул.
– Ммм, – промурлыкал кто-то рядом.
Я почувствовал на горле металл клинка. Человек, одетый в черное, склонялся над кроватью и наверняка мог воткнуть длинное острие мне в мозг – одним движением.
– Насколько же ты легкая цель, инквизитор, – услышал я шепот, а потом металл на шее исчез. Темная фигура мигом сбросила с себя одежду и скользнула ко мне под одеяло. Я ощутил женское тело. Дотронулся до груди нежданной подруги.
– Энья, – сказал.
– Энья, Энья, – согласилась она. – Сколько лет, Мордимер, – поцеловала меня в губы.
– Рад, что ты пришла не убивать меня. – Я положил обе руки на ее соблазнительную попку.
Энья рассмеялась.
– Это правда. Но тебе нужно еще многому научиться. Как ты мог допустить, чтобы кто-то вошел в твою комнату?
– Ты ведь как тень, любимая.
– Я – шикан, Мордимер, – ответила она.