Ловушка диагноза. О психотерапевтах, которые изобретают все больше болезней и все меньше помогают людям

В этом суть теории психических процессов. А практикой дело становится, когда контексты обозначаются в качестве психических субсистем, а затем делается шаг к идентичности. Здесь становится значимым вопрос: «Какой смысл вытекает в итоге из процесса, если он объясняется индивидуумом в разработанной им самим подсистеме?» Если он понимается в свете любви, дохода, религии, партнерства, единения, одиночества, недоверия, доверия, терпения, безропотного смирения, уверенности, беспомощности, целеустремленности и т. д.?

От субсистемы недалеко до идентичности. Если говорят об идентичностях, то возникают вопросы: «Какой смысл вытекает из процесса для “бережливого”, “любящего”, “верующего”, “партнера”, “сильного”, “удрученного” и т. д.?» Таким образом, мы стоим перед идентичностью и вопросом: «Кто как объясняет?»

Поликонтекстуральная психика

Какую картину можно составить об описанной в нашей книге многозначной, многообразной – поликонтекстуральной – психике, которая мгновенно переключается с одной идентичности на другую? Похоже, для описания психических процессов больше всего подходят изображения синапсов.

По оценкам, существует квадриллион этих важных органических центров в мозге, образующих бесчисленные схемы. Психическую субсистему (взаимосвязь толкований, психический контекст, идентичность) можно представить как подобную схему. Она проверяет восприятие, и если возникает смысл, то процесс толкования, так сказать, останавливается. Теперь человек «знает», что происходит и как ему реагировать. Я представляю это себе как мелькающие цифры в игровом автомате, которые вдруг замирают, и возникает осмысленная цепочка знаков.

В психике постоянно возникают и исчезают контексты толкования, которые придают смысл многочисленным ощущениям. Конкретный смысл процессов зависит от контекстов, выстроенных индивидом, и поэтому является, с одной стороны, социальным, а с другой – индивидуальным.

Психика воспринимает происходящее, но то, что она считает истиной, является не истиной, а интерпретацией. Если ранее подтверждались и оправдывались некоторая интерпретация и следующее из нее поведение, то это значит, что в момент своего возникновения с помощью этого придания смысла удалось решить проблему. Речь идет о проблеме объяснения процесса, формирования соответствующих ожиданий и определенного поведения.

Если некто, к примеру, рано потерял своих родителей, то это обстоятельство могло породить у него ожидание: «Люди, которых я люблю, покидают меня». Когда он в последующей жизни кого-нибудь полюбит, то неосознанно будет ждать, что его покинут. Он настраивается на эту болезненную ситуацию, например избегая любовных отношений и удерживая дистанцию. Поведение «дистанцирующегося», избегающего отношений не является знаком плохо функционирующей или нарушенной психики. Вопрос не в том, верно ли толкование или нет, вопрос скорее – какое оно оказывает влияние на человека при определенных обстоятельствах. Так как «дистанцирующийся» тем временем вырос, прежнее решение становится сегодняшней проблемой. Проявляющаяся идентичность проблематична, если возникает другая идентичность, например «ищущего любовь». Тогда «ищущий любовь» становится проблемой для «дистанцирующегося», и наступает время «объединяющегося».

Это разъяснение функции психики приводит к выводу: психическая проблема – проблема перехода из одной идентичности в другую, из одного контекста в другой, из одной психической субсистемы в другую.

Психика всегда выполняет свою задачу – создает смысл, поэтому нет бессмысленных форм поведения. Смысл – это всегда смысл, который индивидуум придает своим ощущениям, предполагаемый смысл. Если пытаться понять загадочное поведение, то надо искать смысл, скрывающийся за поведением, или идентичность, для которой поведение имеет смысл.

Представьте себе, что вы считаете кого-то симпатичным, подходите к нему и заговариваете с ним. Что это означает для него, если он отвернулся от вас? приветливо ответил? обругал вас? быстро убежал? ударил вас кулаком в лицо? Каким бы ни было поведение, человек следовал внутренней логике, вытекающей из его трактовки события. Вопросы, способствующие пониманию, следующие: какими убеждениями он руководствовался в своем поведении? в каком контексте он видит инцидент? чего он хочет достичь или предотвратить своим поведением?