Я больше не хочу быть Тьярой. Мне не нужна чужая жизнь. Подхожу к зеркалу, всматриваюсь в свое чужое лицо, запоминаю, чтобы забыть навсегда. Отчего-то знаю, что если захочу, то его не будет. Вернется серое Никто. Но я хочу этого. Нельзя родиться кем-то, им можно только стать. И я собираюсь стать собой, сколько бы времени мне не осталось. Провожу дрожащей рукой по зеркалу, стираю серую пыль вместе с красивым лицом той, которая умерла там, в лесу. Ей нет места среди живых. Снова смотрю на мир серыми глазами. Не таким прозрачными, как раньше. Теперь во мне больше человеческого. Не так тонка кожа, не пугают синие сетки сосудов, лысый череп покрыт пепельными волосами, которые сверкают на солнце, словно покрыты инеем. Я как те фигуры с одинаковыми лицами в далеком сверкающем мире, которые похожи на всех одновременно.
— Ты больше не Тьяра, — тихий шепот от постели. Вздрагиваю. Подхожу к Линсан, боюсь, что мне это показалось. — Это правильно. — Губы не слушаются, коверкают слова, но я слышу, понимаю. Тепло внутри.
— Линсан, выздоравливай, пожалуйста, — осторожно беру ее руки в свои изменившиеся ладони. Теперь все, почти как раньше. Мир снова стал нормальным, не таким огромным, собственные шаги широкими, а дыхание свободным.
Снова болезненная улыбка. Ответа я не услышу. Вздыхаю. Опускаюсь рядом с кроватью на пол, обнимаю колени руками, играю в гляделки с собственным отражением. Странно это тело смотрится в некогда красивом платье, изуродованном кровавыми разводами. Сдираю его, словно освобождаюсь от цепей, слыша звук рвущейся ткани.
— Теперь я снова Никто? — спрашиваю у невидимых друзей Линсан. Кажется, кто-то касается моей головы, пытается погладить, успокоить. Улыбаюсь, пугая отражение собственным лицом.
Легкие шаги за дверью, скрип узких ступеней лестницы. Оглядываю себя, кутаюсь в обрывки платья, боюсь встретиться с хозяйкой дома. Я пугаю людей, своим взглядом, голосом, даже мыслями.
— Что… — остановилась в дверях, принесла с собой холод морозного вечера в душную комнату чердака. — Кто ты?
— Никто. Меня оставила госпожа, следить за Линсан. — Теперь я — это просто я. Я начну все с начала. Что бы стать кем-то, сначала нужно быть никем. Опускаю голову к коленям, прячу глаза за челкой серых волос.
— И где только нашла, — вздыхает женщина, качает головой. — Одежда твоя где? — хмурится. Пожимаю плечами, перебираю складки порванного платья небесного цвета. — Платьем вербовщиков не обманешь. — Заявляет она. Поднимаю голову, пытаюсь понять.
— Кого? — переспрашиваю. Снова завыли далекие трубы дворца.
— Не от них убегаешь? — стоит в дверях, все еще боится, не подходит, лишь издали поглядывает на бледную Линсан.
— Кто это? — переспрашиваю, поправляю упавшую руку Линсан, укрываю одеялом.
— Меня незачем обманывать. — Поджимает губы. — Я еще не настолько глуха, чтобы не слышать труб. От них не убежишь, только хуже себе сделаешь и ей, — кивает на кровать. — Да и мне попадет. Где твоя хозяйка?
— Ушла. — Мотаю головой. Нет больше Тьяры, даже памяти о ней не осталось. — Теперь есть только я.
— Это к лучшему, — вздыхает, обходит меня осторожно, касается лба Линсан, заглядывает в полуприкрытые глаза. — Много вопросов о ней в городе. Мне было страшно. Если вернется, скажи, чтобы уезжала.
— Она не вернется, — качаю головой. — Теперь только я, — повторяю.
— А тебе следует тоже уйти. Мой дом не пристанище для беженцев. Договор был на раненую, а не на беглого пацана, — поворачивается ко мне, оглядывает тощее тело в обрывках яркого платья. — Если тебя тут найдут, то хуже будет. И тебе и мне и твоей Линсан. Мозгов у твоей госпожи немного, раз тебя тут оставила, коль не врешь.
— Я не вру. — Неуютно под ее взглядом.
— Одежду тебе принесу, — вздыхает, спешит вниз по лестнице. Слышу, как роется в шкафах, скрипит полками, приговаривает что-то. — Держи, — снова появилась в моем убежище на чердаке.
Бросила на колени штаны и рубаху из плотной ткани. Отвернулась, изучает взглядом разводы на пыльном зеркале, ждет, пока переоденусь. Натягиваю жесткую рубаху, чувствую ее цепкий взгляд сквозь зеркало.
— Свободный значит, — снова хмурится, повернулась ко мне. Нет на этом теле клейма ранговых земель, но от того свободнее не становишься. — Лучше сам иди. Поймают — палками получишь, а все равно там окажешься.
— Где? — кажется, она говорит загадками.
— Трубы слышишь? — хмыкнула, разглядывает меня. — Все свободные этого звука бояться. Я тоже боюсь.
— И что? — по-прежнему не понимаю, вслушиваюсь в далекий гул, который щемит сердце.
— Все свободные должны явиться. Ты тоже должен. — Поворачивается к Линсан. — Если тут найдут, то всем нам плохо будет. Подумай о девушке.
— Я не понимаю вас, — одергиваю коротковатые рукава, завязываю тесемки ворота.
— Войны не понимаешь? — зло обернулась ко мне. — Трубы везде об одном говорят. Обязанность каждого свободного мужа пойти на защиту своей империи. Не справедливая, жестокая правда.
— Я издалека, — запинаюсь. — Объясните.