Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Некоторые насекомые ведут настолько таинственную жизнь, что их отдельные экземпляры встречаются людям только раз в столетие, и не исключено, что к этой категории относятся кое-какие журчалки. Возможно также, что их в здешних местах просто больше нет, поскольку действительно мистические деревья теперь перевелись или крайне редки.

В нашем саду на острове есть некоторое количество деревьев, способных с годами вырасти довольно большими: дуб, ясень, несколько кленов, осин, ольха, березы, разумеется, сосны и ель на краю берега, которая, вероятно, страдает каким-то необычным генетическим дефектом, поскольку по виду напоминает огромный ершик для трубки. Каждое лето она подрастает на три дециметра (по утрам она иногда напоминает не до конца вытянутую антенну транзистора), а поскольку располагается она неудачно, в один прекрасный день ее, вероятно, сломает северным ветром. В конечном счете останутся, пожалуй, только дуб и ясень, но дубу еще пока не более ста лет, а ясеню нет и пятидесяти, значит, достичь правильной внутренней консистенции они смогут только через поколение или два.

Зато я возлагаю надежды на один из кленов — красивое дерево, которое кто-то давным-давно обрезал вровень с землей, после чего появившимся на пне росткам дали свободно расти. Поэтому у клена восемь стволов, не слишком толстых, но образующих некое подобие кольца вокруг дыры на месте давно сгнившего пня. В ней всегда бывает литра полтора коричневатой жижи. Я часами сижу возле клена, будто у источника в саванне, и жду. Пока безрезультатно.

Имеется еще несколько пней, возле которых я в конце лета просиживаю целыми днями, прежде всего осиновых, причем часть из них высотой с дом. Осины, как известно, могут вырастать очень большими, правда они довольно непредсказуемы. Вероятно, слишком быстро растут. Кроме того, у них настолько мягкая древесина, что желна и другие дятлы могут ее с легкостью продалбливать и выводить там птенцов. По большому счету, во всех сколько-нибудь старых осинах острова живут или пожили дятлы, а после них ствол теряет плотность и быстро, благодаря гнилостным грибкам, становится достаточно полым для размножения здесь некоторых редких журчалок. Под конец крупные осины будто устают, начинают клониться, а затем падают. Разумеется, если их прежде не ломает каким-нибудь ненастьем. Осины подвержены этому больше других деревьев, и от них остаются огромные пни, которые десятилетиями поднимают настроение дятлам, серой неясыти, жукам, жалящим перепончатокрылым, журчалкам и мне.

Можно даже превратить удачно расположенный пень в инструмент политики. Один из моих друзей на материке несколько лет назад это доказал, и, насколько я знаю, его противники до сих пор не пришли в себя. Речь идет о самой обычной истории: кто-то задумал раздобыть массу редких видов — лишайников, грибов, насекомых, их личинок, всех скопом, — чтобы использовать их в качестве козыря в очередной войне между бюрократами. Короче говоря, запросили денег, если я правильно помню, на покупку нескольких заповедников. Примерно так. Обычное дело. Вполне в порядке вещей — если бы только организаторы акции так безнадежно не уверовали в то, что по-хорошему правильная природа непременно должна быть нетронутой или, на худой конец, выглядеть как в сказках Астрид Линдгрен.

Семь административных округов объединили усилия и в течение трех лет прочесали и проинспектировали около 500 подходящих природных участков. Кое-что они, естественно, нашли.

Мой добрый приятель — плотник и вместе с тем изобретательный энтомолог — приблизительно в то же время начал собственное обследование тех же мест, едва ли непосредственно с намерением натянуть нос армии официальных поисковиков, но не без тайной мысли напомнить им, что лишенная девственной первозданное™ природа тоже может оказаться богата редкими видами. В общем, пока все остальные, высунув язык, носились по сугубо диким местам с сачками наперевес, он взвалил на плечо стремянку и отправился к месту вырубки, где, как он знал, торчал одинокий восьмиметровый осиновый пень. Его-то мой приятель и обследовал.

В течение нескольких лет он занимался сбором на одном-единственном пне на вырубке, которую никто другой не потрудился проверить, поскольку она считалась уже испорченной. Как ни странно, ему удалось найти на своем пне почти столько же отнесенных к вымирающим древесных насекомых, сколько конкурирующая команда общими усилиями обнаружила на сотне квадратных километров.