Еще три дня назад я мог долго проторчать возле какого-нибудь ручейка, наблюдая за танцующими у подводных ключей песчинками или за ползающими по дну ручейниками. Теперь же меня интересует только то, из чего можно получить хороший снимок, да еще мальма.
Занявшись промыслом икры, я стал ходить другой дорогой. Прежде держался реки. У приплеска почти всегда есть полоска суши, где идти легче, чем по тайге. Теперь же я всячески избегаю берегов и тропинок, чтобы случайно не столкнуться с кем-нибудь, особенно избегаю Бобкова.
Я выбирал места, которые выбирают для своих потаек птицы и звери. Значит, во мне подспудно живут те же привычки, что и у них…
С вечера побрызгал небольшой дождь, потом поднялся ветер, и на землю полетели редкие снежинки. Я накрыл палатку полиэтиленовой пленкой, укрылся еще одним одеялом и уснул. Уже второй день обхожусь без приварка. Есть картошка, оставленное Мамашкиным лосиное мясо, но нет настроения возиться с кастрюлями. К тому же захолодало, в любой день по реке может пойти шуга, и вся рыбалка кончится.
Проснулся затемно, но пока раскладывал по банкам икру, пришивал пуговицы к куртке и вырезал новые стельки в резиновые сапоги, наступил рассвет. Снега выпало всего лишь чуть-чуть, и там, где земля голая, он сразу же растаял. Но и того, что остался, оказалось достаточно, чтобы рассмотреть цепочку протянувшихся рядом с моим станом крупных медвежьих следов. Значит, медведь был здесь и сегодня ночью, только в этот раз он не полез под веревку, а обогнул ее стороной.
Я прихватил спиннинг и отправился следом за медведем. Нам было по пути, к тому же хотелось узнать, куда это ходит мой сосед. Может, где-то неподалеку он устраивает себе берлогу.
Сначала я видел только медвежьи следы, но уже у первой излучины я узнал и какого медведь цвета. На припорошенной снегом валежине лежал комочек шерсти. Мой сосед был светло-светло-коричневым, или, скорее, желтым. Я вспомнил, как Константин Сергеевич обзывал напугавшего его медведя «рыжим чертом». Наверняка это тот самый зверь.
Снег просыпался узкой полосой, и уже у первой скалы его почти не было. А может, его успел слизнуть гуляющий здесь теплый ветер. Пропал снег, исчезли и следы. Пошел медведь дальше вдоль реки или свернул в сторону — я так и не узнал.
За какой-то час поймал четырнадцать мальмин и, решив не рисковать, понес их прятать. Наверняка я не первый, кто открыл здесь рыбное место и такой способ рыбалки, потому что метрах в трехстах от реки, в самой чаще, стоит маленькая, построенная из тонких жердей и толи избушка. В ней ни окон, ни печки. Широкие, заваленные сеном нары, узкая полка над головой да перевернутый вверх дном ящик — вот, пожалуй, и вся мебель. Под нарами мешок крупной сероватой соли и две закопченные кастрюли. Скорее всего, здесь скрывались не от холода, а от дождя и комаров. Рядом с избушкой сколоченный из тарных дощечек стол и узкая скамейка. Все запорошено лиственничными хвоинками, лежащие под столом газеты пожелтели и выгорели так, что я не смог прочитать двух слов.
Рядом с избушкой сочится еле приметный родничок. Вчера я оставил на его берегу десятка два выпотрошенных мальмин. Поднял мох и сложил рыбу прямо на кристаллики вечной мерзлоты. В этом месте рыба может храниться свежей сколько угодно времени.
Лишь только нырнул под деревья, как мое внимание привлек отчаянный крик кедровки. Я не видел птицы, но по тому, как она орет, догадался, что ей приходится несладко. Скоро ей отозвалась вторая кедровка, третья. Интересно, что случилось? Может, вернулись хозяева избушки?
Я прислонил спиннинг к лиственнице, положил рядом сумку с рыбой и стал потихоньку подбираться к избушке. Если эти рыбаки нашли мою мальму, то легко догадаются, чем я здесь занимаюсь, и могут быть неприятности.
Не-ет! Дверь по-прежнему закрыта, на столе пусто. Делаю еще несколько шагов и вижу медведя. Стоит себе и спокойно лакомится моей мальмой. Вот он наклонился, придавил рыбину лапой, оторвал кусок и жует. Медведь довольно крупный и чересчур толстый. Может, он и вправду превратился к осени в бурдюк с салом, а может, это мне только кажется.
В глаза бросается крутой горб и свисающая шерсть на шее и подбородке. Цвет шерсти у медведя необыкновенно светлый, особенно бока и шея. Казалось, мишку окунули в перекись водорода, но не додержали и в таком полуобработанном виде вытурили в тайгу.
Под деревьями ни ветерка, медведь не мог меня учуять, стоял, сосредоточенно так пережевывал мою мальму.