Киссинджер тоже любил цитировать слова Токвиля о патологиях общественного мнения, проявляющихся в международной политике. Он чувствовал, что демократии всегда делают или слишком много, или слишком мало. Им нужен государственный деятель, чтобы делать ровно то, что нужно. Он тоже не считал, что демократии способны учиться на своих ошибках; каждый раз, когда демократия пыталась разобраться в своих провалах, она оказывалась на грани краха. Демократии не могут перейти от чрезмерной к разумной или взвешенной уверенности в том, чего они могут достичь. На самом деле их бросает от излишней уверенности к кризису. Между двумя этими состояниями нет точки устойчивого равновесия, есть лишь бесконечные метания туда и обратно. Позже Киссинджер будет много размышлять о значении вьетнамского опыта для американской демократии: «Несомненно, ни у какого другого общества не было подобной веры в свою непревзойденную устойчивость, чтобы настолько раскромсать самого себя, будучи совершенно уверенным в том, что оно сумеет собрать себя заново. Ни один другой народ не стал бы геройствовать, рискуя полным провалом лишь для того, чтобы потом блеснуть обновлением» [Kissinger, 1994, р. 701]. Этим можно было восхищаться, но это же было причиной для серьезных беспокойств. Американцы оставались безрассудными даже в своих попытках исправить собственную безрассудность.
Если даже урок Вьетнама состоял в том, что американской демократии нужно быть более взвешенной в своей внешней политике, Киссинджер не думал, что американская демократия была способна сама усвоить этот урок. Была и другая проблема. Демократия, которая хотела отвязаться от своих прошлых ошибок, не могла признать то, что они были важными. Ей приходилось скрывать свои заблуждения, чтобы не выглядеть слишком уязвимой. Киссинджер был убежден в том, что Америка может избежать дурных последствий Вьетнамской войны лишь в том случае, если откажется признавать поражение. Стране нужно было по-прежнему излучать силу и при этом пытаться искать выход из ситуации. Признание слабости попросту сыграло бы на руку врагам и позволило бы им воспользоваться хрупким состоянием общественного мнения внутри Америки. Они стали бы требовать все больших уступок, что вызвало бы еще больше разногласий. Киссинджер думал, что американскую демократию можно защитить от ее неспособности выиграть эту войну, сделав вид, что она просто не захотела тратить на нее слишком много сил. Это было своего рода мошенничество.
В результате Р. Никсон и Г. Киссинджер запустили проект по спасению американской демократии, который был негласным, обманчивым и в конечном счете коррумпированным. Они пытались завершить Вьетнамскую войну за счет ее эскалации, затянув в сферу конфликта Камбоджу и значительно усилив американские бомбардировки. Эти решения были приняты с минимальными консультациями внутри администрации и почти без учета общественных дискуссий за ее пределами. Создав эту видимость мнимой непреклонности, Киссинджер продолжал тайные переговоры с вьетнамцами, намереваясь выработать условия приемлемого мирного договора. Свою махинацию он намеревался представить американскому обществу в качестве свершившегося факта, с которым оно могло бы согласиться, поскольку ему не пришлось бы вникать в неприятные подробности. В итоге обществу был преподнесен результат, который выглядел как поражение, спровоцированное мерами, на которые оно само не давало согласия. В 1974 г. последние американские войска покинули Вьетнам, оставив страну на произвол судьбы. За год коммунисты взяли под контроль всю территорию. В Камбодже кровопролитная война при красных кхмерах обернулась чем-то гораздо более серьезным. Американская демократия была глубоко уязвлена этим конфликтом. Но нельзя сказать, что она стала определенно мудрее. Провал в этом случае не привел к самопознанию. Он привел к горечи, растерянности и желанию забыть.