Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Администрация Никсона надеялась использовать завершение войны как элемент большей по масштабам головоломки, позволяющий добиться ряда уступок и провести кое-какие перестановки в коммунистическом мире. Визит Никсона в Китай в 1972 г. был наиболее заметной частью этой стратегии, и русские, несомненно, понервничали из-за него. Киссинджер не отказался от главной цели сдерживания, которая заключалась в том, чтобы играть с Советами в их собственную игру, только лучше. Также он был согласен с первоначальным взглядом Кеннана, согласно которому такой результат легче всего достигается с помощью хитрости, а не жесткости. В чем он с Кеннаном не соглашался – в том, что этот проект мог быть включен в программу демократического обучения. Демократии не могли бы справиться с нравственными компромиссами, которые неизбежны, если пытаешься перехитрить русских. Если говорить словами Киссинджера, демократии были бы слишком «расстроены». Если требовалось держать общественное мнение в курсе принимаемых решений, нужно было делать достаточно простые вещи, чтобы они были понятны обществу. Киссинджер хотел чего-то более сложного, вот почему общество следовало исключить из процесса принятия решений. Если все завершится успехом, потом можно будет скормить публике хорошие новости, поделив их на лакомые кусочки. Но в случае неудачи рассказывать о ней кому бы то ни было не придется.

Киссинджер играл в двойную игру, но это была не единственная двойная игра, которая велась в те времена. Западногерманский канцлер Вилли Брандт, получивший власть в 1969 г., следовал собственной стратегии разрядки, известной как «Ostpolitik», – она была призвана разобраться с идеей разделенной Германии. Брандт запустил процесс официального признания Восточной Германии как отдельной политической единицы и, сделав этот шаг, провел ряд переговоров с Москвой относительно будущих границ Европы. На раннем этапе «холодной войны» Арон отметил, что отказ основателей Западной Германии признавать раздел их страны был способом закрепить его на практике. Безучастие стало формой неохотного согласия. Однако Брандт пытался опробовать противоположный подход. Признавая статус-кво и исторические обстоятельства, которые к нему привели, он надеялся сдвинуть дело с мертвой точки. Он хотел использовать гибкость западных демократий, чтобы помешать восточному блоку окончательно закрепиться. Активное участие заставляло коммунистических правителей принять некоторые реальные решения, из-за чего им в конечном счете будет намного сложнее придерживаться однозначного курса. Идеологии рушатся, когда сталкиваются не с непреклонностью, а с мириадами возможностей. Такой подход не был сдерживанием, как оно тогда понималось (поэтому администрация Никсона, когда узнала о предложениях Брандта, сначала просто ужаснулась), но он согласовывался с исходной идеей Кеннана: чтобы развалить советскую систему, надо было заставить ее иметь дело со всем остальным миром на условиях, отличных от ее собственных. Дружеские заходы были одним из способов реализации этой программы.

Какое-то время «Ostpolitik» действительно казалась успешной. Москва подыграла, как и Вашингтон, как только Киссинджер понял, что стремление Брандта найти общую почву поможет загнать Советы в угол. Напряженность в отношениях Востока и Запада ослабла, и казалось, что началась новая эпоха условного сосуществования. Берлин перестал быть горячей точкой, а между двумя половинами Европы были проложены новые торговые пути. Брандт стал неимоверно популярен и за пределами Германии, когда в 1971 г. получил Нобелевскую премию мира, и внутри нее, когда в 1972 г. переизбрался, получив значительный перевес голосов. Однако на следующий год его постигло полное разочарование. Будучи по своей природе пессимистом, склонным к приступам депрессии, которые нисколько не облегчались (скорее усугублялись) его пьянством и любовными похождениями, он понял, что долгосрочное конструктивное сотрудничество не может сохраниться в условиях демократической жизни, отличающейся сугубо переменчивым темпераментом.

Его личная популярность резко упала в 1973 г. из-за ряда скандалов внутри Германии и растущего ощущения экономического кризиса, подпитываемого ростом инфляции. В июне 76 % немцев заявляли, что поддерживают курс Брандта; к декабрю число его сторонников сократилось более чем в 2 раза. К концу 1973 г. Брандт дал свое знаменитое интервью, в котором предположил, что у европейской демократии осталось, возможно, лишь 20 или 30 лет, прежде чем она «сгинет в окружающем ее море диктатуре» (цит. по: [Mueller, 1999, р. 214]). Если ей не хватит решимости и мужества, чтобы выжить в эти сложные времена, ее долгосрочные перспективы будут представлять чисто спекулятивный интерес. Брандт подозревал, что непостоянство демократий скорее уничтожит их, чем спасет. Прежде чем «Ostpolitik» проявит свои магические свойства, Запад успеет поднять белый флаг.

Киссинджер, намного более неприятный и более крепкий человек, никогда не страдал подобным пессимизмом.