Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Дело в том, что если обязательство поддерживать полную занятость не будет модифицировано в рамках демократического процесса, оно будет сломлено гораздо более грубыми силами гиперинфляции, что приведет к намного более серьезным социальным и политическим последствиям. Если демократы не делают свою работу, ее за них сделает реальность, гораздо меньше озабоченная тем, как сгладить бедственное положение, которое в итоге возникнет…

Могут сказать, что такая программа неприемлема для нашей политической системы. Если это так – и, конечно, так и считалось все годы после войны, – тогда, видимо, демократические правительства совершенно не в состоянии предупредить такое ускорение инфляции, которое будет угрожать самой демократии. Неужели не найдется ни одного политического лидера, который бы рискнул своей личной репутацией по причине нарушения общепринятых представлений о политических возможностях ради того, чтобы его страна и соотечественники перестали быть пассивными, беспомощными жертвами сил, преодолеть которые можно лишь проявив соразмерную им смелость?[58]

Смысл этих слов, казалось, был в следующем: «Тревога! Без паники!» Инфляционный «кризис» 1974 г. грозил стать самоисполняющимся пророчеством. Газеты и политики регулярно заводили речь о том, что постоянная инфляция породит неприемлемый уровень социально-политической напряженности. Американский министр финансов Уильям Саймон заявил в октябре немецкой газете «Die Zeit», что «история усыпана обломками политических систем, которых подорвала инфляция», как будто немецкой публике нужно было об этом напоминать[59].

Проблема заключалась в том, что симптомы политической нестабильности было почти невозможно отличить от причины. Казалось, для того чтобы удержать рост цен под контролем, нужно было не поддаваться на чрезмерные запросы по заработной плате. Однако демократические политики, которые были бы на это способны, могли повысить градус социальной напряженности – и это в то самое время, когда говорили, что под угрозой сама демократия. То есть они попали в патовое положение. Боязнь спровоцировать нестабильность привела к уступкам и выжидательным мерам, что еще больше разогрело инфляцию, которая, как указывалось, была причиной нестабильности. Отказ идти на уступки выглядел чем-то надменным и автократическим. Где же в таком случае искать пространство, для того чтобы сопротивляться близорукости популистских мер, не затоптав при этом саму демократию? Все большее число комментаторов опасались, что такого пространства просто существует.

Токвиль надеялся на то, что временные потрясения пойдут демократиям на пользу, поскольку благодаря им у них появится чувство ответственности за свою судьбу. Потрясения начала 1970-х годов не дали этого эффекта. Они создали повсеместное ощущение беспомощности и угнетенности. Все по-прежнему призывали смелых и дальновидных политиков, которые встали бы вне системы и спасли ее от нее самой. Но где найти таких политиков? И как их можно было бы отличить от тех, которые могут разрушить систему?

Смена режима