Ложь

— Ай, Джонни… Хватит болтать всякий вздор! — веселилась Вероника. — Своими фантазиями ты меня убьешь, я умираю от смеха.

Было шесть часов пополудни. После вкусного обеда слуги убирали со стола, унося остатки изысканных блюд и великолепный серебряный сервиз.

Стоял прекрасный майский вечер. На застекленной ротонде, пристроенной к террасе, две девушки и молодой человек весело и непринужденно болтали между собой с самонадеянностью, свойственной юности.

— Вероника, вечно ты смеешься над всеми планами Джонни, чтобы помучить его. Скверно с твоей стороны лишать его надежды, — вступилась за кузена Вирхиния.

— Просто мне не верится, что Джонни твердо решил заняться чем-нибудь, — отразила натиск Вероника. — А если я подшучиваю над ним, то только для того, чтобы подзадорить. Неужели это непонятно? Ты действительно считаешь, что это плохо?

— Ты, как всегда права, Вероника, — вмешался в разговор виновник спора. — Я и в самом деле не слишком трудолюбив, зато обожаю жизнь и красоту, обожаю смотреть на небо и на море… и любоваться глазами некоторых женщин…

— Льстец!

— Да-да, восхитительными глазами женщин моей родной страны. Я из тех, кому, обычно, вполне достаточно того, что дарит нам солнце и этот климат. Я не поклонник золотого тельца, и не привык выматываться на работе, страстно желая скопить побольше слитков, зато привык наслаждаться жизнью, хотя многие осуждают нас за это.

— Знаешь, Джонни, я думаю точно также, — поддержала кузена Вероника, — но Вирхинию это возмущает. Она у нас муравьишка, который считает, что нужно трудиться, не покладая рук, и в этом ее жизненный идеал.

— Да, но не настолько, — возразила Вирхиния. — Можете смеяться, но мне нравится заниматься делами. Я небогата, и полагаю, должна научиться довольствоваться малым. Я всегда считала праздность матерью всех пороков.

— Возможно, но праздность также мать совершенства и изысканности, — не осталась в долгу Вероника. — Бездельничая, мы мечтаем, и, думаю, нет ничего лучше грез, кузиночка.

— Браво, Вероника!.. Мне так нравится, что ты защищаешь наши устои.

— Джонни всегда защищает то, что нравится тебе, Вероника. Он выполняет все твои приказы, что бы ты ни пожелала, а я всегда лишняя…

— Бедняжка! — шутливо вздохнула Вероника. — Ты воспринимаешь шутку всерьез? Право, Вирхиния, никто не осуждает твое трудолюбие, но нужно же нам как-то оправдать нашу лень.

— Ах, Вероника! — печально вздохнула Вирхиния. — Ты так очаровательна, что этого уже вполне достаточно…

В ответ на слова кузины Вероника весело рассмеялась, откинув назад красивую голову, с превосходно очерченным греческим профилем. Мягкие волнистые черные волосы с легким синеватым отливом; угольно-черные брови и ресницы, и точно такого же цвета глаза с глубоким обжигающим взглядом; матовые щеки; и губы — сочные, сладкие и свежие, словно спелые ягоды. Все в ней — от плавных жестов, полных утонченного сладострастия, до гордого изящества, с которым она поднимает свою голову, — придает ей огня и страсти. В ней чувствуется власть. Она, действительно, прекрасна, и воспламеняет мужскую кровь, а глаза ее кузена служат ярким тому доказательством.

— Как же замечательно быть такой красавицей, как ты, — завистливо продолжала Вирхиния.

— Вирхиния, ты тоже красавица, — Джонни де Кастело Бранко повернулся к девушке, и выражение его лица вмиг изменилось, став умильно-ласковым, как у любящего старшего брата. Взглянув на Вирхинию, он заметил, как зарделось от смущения худенькое, миловидное личико двоюродной сестры.

По правде говоря, Вирхиния де Кастело Бранко, кузина Джонни и Вероники, тоже была недурна собой и довольно красива: невысокая, хрупкая девушка с большими светлыми глазами, золотистыми волосами и маленьким изящным ротиком. Похожая на миниатюрную и изящную фарфоровую куколку, она была по-детски очаровательна, словно маленький печальный ангелочек.

Но временами она была совсем другой, и тогда ее небесные глаза излучали странный стальной блеск. В них сверкали воля и неожиданная сила, но почти тотчас же веки с густыми ресницами опускались, приглушая и скрывая этот блеск.

— Я знаю, что ничуть тебе не нравлюсь, Джонни — плаксиво протянула Вирхиния.

— Ну что за вздор, малышка!

— Я поняла это с того дня, как ты приехал. Взглянув на Веронику, ты ослеп…

— Ну будет тебе…

— Конечно, тебя нельзя винить. Вероника очаровательна, а я замухрышка…

— О чем ты говоришь, душенька моя?.. — Под сводами арки, отделяющей ротонду от гостиной, появилась донья Сара де Кастело Бранко.

Высокая, импозантная, элегантно одетая женщина, донья Сара до сих пор приковывала к себе взгляды мужчин, сохранив следы былой красоты и царственности. Беспокойный взгляд доньи скользнул по лицу сына и на секунду задержался на великолепной фигурке племянницы Вероники, тотчас же став безразличным. Увидев тетю, Вероника встала, но донья Сара уже опустила глаза и с глубокой любовью посмотрела на белокурую Вирхинию, а та, словно ребенок, поспешила укрыться в ее объятиях.

— Да-да, тетечка, я — замухрышка, и ничего не стою, но ты ведь все равно меня любишь, правда?