Ложь (ЛП)

ложить ей чашечку кофе по рецепту Матто Гроссо. Вы так быстро вытащили свою жену из-за стола, что у нее не было времени выпить его там…

- Я подумал, что мы уже распрощались в столовой, пожелав друг другу спокойной ночи, сеньор

Бело.

- Разумеется, но я взял на себя смелость подняться навестить ее, ведь Вы ушли. Это так неспра-

ведливо, что такая молодая и красивая дама должна проводить часы в одиночестве, запертая в

четырех стенах… Но не волнуйтесь и не тревожьтесь, я хотел также лично посмотреть, выполнено ли

отданное мною поручение расставить цветы…

- Вы переходите все границы, сеньор Бело…

- Сейчас Вам неполных тридцать лет, месье Сан Тельмо, когда Вам стукнет пятьдесят, Вы пой

мете, что такой даме, как Ваша жена, под ноги нужно стелить ковры из цветов, чтобы она не ступала

по твердой земле.

- Ваши слова достойны поэта… Как жаль, что Вы живете замкнуто, в этом диком уголке в век

элекричества и стали!.. Вы были бы важной птицей и имели вес при дворе Марии Антуанетты, а за-

тем на эшафоте.

- Ну что Вы… Я не аристократ, я – простой буржуа, но я умею отличить настоящий бриллиант

среди подделок. Ну, а теперь, прощайте, доброй Вам ночи… Мадам Сан Тельмо, я у Ваших ног…

- Доброй ночи, и большое Вам спасибо за все.

- Пока еще не за что благодарить… Только не забывайте, что самое большое мое желание –

быть Вам полезным, всем, чем смогу, как сказал прежде… Я у Ваших ног, мадам…

Месье Бело вышел. Деметрио в ярости повернулся к Веронике…

123

- Может объснишь, зачем вернулся этот глупец?..

- Думаю, он сам вполне объснил тебе это…

- Чтобы не ставить тебя в неудобное положение, я не обошелся с ним, как он того заслуживает, поскольку считаю, что он вошел в эту комнату с твоего позволения…

- Дверь была открытой… и к тому же ему столько лет, что он мне в отцы годится…

- Я никогда не верил в отцовские чувства этого типа. Поэтому и вернулся по горячим следам…

- Ах, поэтому.

- Спускаясь, я увидел официанта, который принес кофе, и он сам все рассказал мне, хоть я его и

не спрашивал.

- Да, и что же?

- Мне кажется совершенно неправильным, чтобы ты принимала его в мое отсутствие.

- Это – его дом, а мы – его гости…

- Мы – постояльцы его отеля для путников, и платим за это. Ничто не заставляет нас терпеть

его, если его общество нам неприятно.

- Но мне было приятно его общество.

- Он – болван, престарелый тщеславный юнец, чванливый хлыщ с проблесками дешевого фило-

софа.

- Ты судишь о нем очень строго. Мне он кажется хорошим человеком, особенно приветливым и

любезным. Порой, когда ты несчастен и бесконечно одинок, становится так хорошо от одной улыбки

и доброго слова…

- Ты жалуешься?..

- Нет, отчего же?.. Не дашь ли мне сигарету?..

- Ты никогда не курила.

- Ну а теперь начинаю… Думаю, тебе не покажется чудовищно неправильным и это тоже. Ты

ведь не откажешь женщинам в праве курить, как отказываешь им в праве спросить своего мужа, где

он провел всю ночь, пока жена напрасно ждала его.

- Вероника…

- Не беспокойся, я уже поняла, что не должна больше спрашивать тебя об этом, да я и не стану.

Когда ты ушел, я подумала, что ты не вернешься до тех пор, пока не прибудет пирога. И, кстати, раз

уж ты выпроводил месье Бело, думаю, что ты спокойно уйдешь снова.

- Ты глубоко заблуждаешься… Я и не подумаю снова покинуть отель. А если этот старикашка

Бело следит, когда я уйду, чтобы вернуться, то его ждет большое разочарование.

- Это нечто большее, чем просто признательность месье Бело… Ты меня не оставишь, опасаясь

его.

- Я боюсь?..

- Предпочитаешь, чтобы я сказала, что ты ревнуешь?..

- Я ревную?.. К этому дураку?.. К этому старому пройдохе, как, верно, называют его индейцы?..

Нет, Вероника, сожалею, что лишаю тебя иллюзии, тешащей твое тщеславие, но я не ревную,.. ни-

когда не ревновал и никогда не буду.

- Ну, что ж, если быть с тобой откровенной, единственное, что позволяет мне простить некото-

рые твои выходки, так это мысль о том, что ревность заставляла тебя страдать.

- Ну так, не хочешь – не прощай… Мне все равно.

- Ты хочешь сказать, что тебе ничего не важно?..

- Я пытаюсь доказать тебе, что не все мужчины – простые марионетки в твоих руках, грустные, печальные куклы, с которыми ты играешь, приводя в смятение их чувства, сводя их с ума, вырывая их

сердца, чтобы потом отшвырнуть их…

- Деметрио, что ты говоришь?..

- Или привязать к своей юбке, чтобы они прислуживали тебе лакеями, или солдатами, как Хулио

Эстрада, или были верными слугами, как этот бедный дурачок, твой братец Джонни…

- Деметрио!.. И как только у тебя хватает смелости говорить мне такое о них, и обо мне самой?..

Что все это значит?..

124

- Думаю, я выразился предельно ясно… И не говори сейчас, что ты меня не понимаешь…

- Нет. Сейчас я не хочу понимать тебя. Сейчас я не хочу думать, что ты говоришь то, что чув-

ствуешь. Я предпочитаю представлять, что тебе доставляет удовольствие мучить меня, не знаю поче-

му, отыскивая самые жестокие слова, самые горькие сравнения и имена, чтобы как можно больнее ра-

нить меня, попрекать меня поступками, которые я никогда и не думала совершать…