Лучшая фантастика XXI века

– Думаешь, мне нужны деньги, – сказала она. – Ты так ничего и не понял. Поразмысли о реактивных ранцах, Леон. Поразмысли о том, что значит власть.

* * *

Он собирался домой, но не дошел. Ноги привели его через весь город к офису «Эйт». Леон использовал биометрические данные и кодовую фразу, чтобы войти, пронаблюдал, как разгораются восхитительные пятнистые лампы, окутывая помещение чудесным, успокаивающим светом. Затем подул ветерок, и он оказался в ночном лесу, более влажном и плотном, чем днем. Либо кто-то из дизайнеров прыгнул выше головы, либо где-то в здании действительно скрывался комнатный лес, с собственной сменой дня и ночи, и снабжал офис агентства мягким лесным воздухом. Леон решил, что лес – более разумное объяснение.

Он долго стоял возле стола Кармелы, потом робко сел в ее кресло. Оно было простым, жестким и хорошо сделанным и едва заметно пружинило. Клавиши забавной маленькой скульптурной клавиатуры стерлись под пальцами Кармелы за годы работы, а на столе виднелись блестящие пятна в тех местах, где ее запястья касались гранита. Леон закрыл лицо ладонями, вдыхая ароматы ночного леса, и попытался разобраться в событиях вечера.

В Зимнем саду было темно, но ковер все так же восхитительно ласкал босые ступни, а несколько секунд спустя – и обнаженные ноги и грудь Леона. В одном нижнем белье он лежал на животе и пытался определить ощущение, которое испытывали его нервные окончания. Решил, что лучше всего подходит слово «предвкушение», чувство, что испытывает кожа, находящаяся рядом с тем местом на спине, которое ты чешешь, – кожа, которая знает, что скоро ее тоже будут чесать. Это было великолепно.

Сколько человек в мире когда-нибудь поймут, на что это похоже? «Эйт» предоставила лицензию избранным бутик-отелям – он проверил после первой беседы с Риа, – но больше такого покрытия не было нигде. А значит, менее трех тысяч человек во всем мире когда-либо испытывали это удивительное ощущение. Из восьми миллиардов. Леон попытался сосчитать в уме, но никак не мог справиться с нулями. Тысячная доля процента? Десятитысячная доля? Никому на Ангилье никогда этого не ощутить: ни обитателям высотных трущоб, ни миллионерам с огромными особняками и таймшерными реактивными самолетами.

Что-то в этом…

Леон хотел бы продолжить разговор с Риа. Она пугала его – но и заставляла чувствовать себя лучше. Словно была проводником, которого он искал всю свою жизнь. Сейчас он обрадовался бы и Бротигану. Любому, кто помог бы ему разобраться в том, что казалось величайшей, опаснейшей возможностью за всю его карьеру.

Должно быть, он задремал, потому что когда открыл глаза, в Зимнем саду включился свет. Леон лежал, почти голый, на полу, глядя в лицо Бротигану. На этом лице застыло вымученное веселье. Бротиган несколько раз щелкнул пальцами перед носом Леона.

– Доброе утро, солнышко!

Леон покосился на призрачные часы, мерцавшие в каждом углу, чуть более темный участок реактивной краски, который можно было заметить, только если присмотреться. 4:12 утра. Леон подавил стон.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, глядя на Бротигана.

Тот щелкнул своими лошадиными зубами, изобразил смешок.

– Ранняя пташка, червячок.

Леон сел, нашел рубашку, начал одеваться.

– Серьезно, Бротиган.

– Серьезно?

Бротиган сел на пол рядом с Леоном, вытянул свои большие ноги. Его туфли создал тот же архитектор, что и туфли Леона. Леон узнал стиль.

– Серьезно.

Бротиган поскреб подбородок. И внезапно ссутулился.

– Места себе не нахожу, Леон. Серьезно, места себе не нахожу.

– Как все прошло с твоим чудовищем?

Бротиган уставился на архитекторские туфли. Они делали странный изгиб, сразу за мыском, по пути к шнуркам, и этот изгиб казался очень изящным. Леон подумал, что он напоминает кривую стандартного нормального распределения.

– Мое чудовище… – Бротиган выдохнул. – Не склонно к сотрудничеству.

– Сильнее прежнего? – спросил Леон. Бротиган расшнуровал туфли, снял носки, пошевелил пальцами во мху. От его ног пахло жаркой затхлостью. – Как он себя вел во время других ваших встреч?

Бротиган склонил голову набок.

– То есть?

– В этот раз он не хотел сотрудничать. А в другие?

Бротиган уставился на пальцы ног.

– Ты никогда прежде с ним не встречался?

– Это был риск, – сказал Бротиган. – Я думал, что смогу убедить его, лицом к лицу.

– Но?

– Я провалился. Это было… это было… все. Место. Люди. Все. Я будто оказался в другом городе, в тематическом парке. Они живут там, сотни человек, и управляют всеми крупицами его империи. Словно королевские евнухи.

Леон обдумал эти слова.

– Евнухи?

– Королевские евнухи. У них своя культура, и, приближаясь к нему, я вдруг понял: черт, да они могут просто купить «Эйт». Могут уничтожить нас. Могут поставить нас вне закона, упечь за решетку. Или сделать меня президентом. Что угодно.

– Ты был ошеломлен.

– Верно. Это не замок и не крепость, это просто поместье, скопление добротных зданий. В Уэстчестере. Когда-то там был небольшой городской центр. Они сохранили все, что стоило сохранить, построили новые дома. И это… сработало. Ты здесь новичок. Потому и не заметил.