Лучшая фантастика XXI века

Леон был таким же. Потому-то они с ним и встречались. Благодаря Риа он нечаянно занял одну из ведущих позиций агентства, влиятельную должность, о которой мечтал каждый. Тот факт, что он понятия не имел, как ему это удалось и что теперь делать, никого не удивлял. Все его коллеги относились ко всему, что было связано с чудовищами, как к совершенно непонятной лотерее, не более предсказуемой, чем падение метеорита.

Неудивительно, что все они держались подальше от офиса.

* * *

На следующую встречу Риа пришла в других джинсах, поношенных и с заплатами на коленях. На ней была свободная, струящаяся шелковая рубашка с обтрепанными швами, на голове – платок, выцветший до цвета старинного тротуара перед офисом «Эйт». Пожимая ей руку, Леон почувствовал мозоли на ее ладони.

– Ты словно собралась поработать в саду, – заметил он.

– Моя смена в клубе, – ответила Риа. – Всю вторую половину дня я буду подрезать лаймы, пропалывать мяту и подправлять огуречные подпорки.

Она улыбнулась и жестом остановила его. Наклонилась, чтобы сорвать травинку с неопрятного края дорожки. Они были в Центральном парке, в той его части, что напоминала первобытный лес, а не сад, искусно разбитый в сердце города. Риа открыла бутылку с водой и смочила травинку – совершенно обычную на вид, – затем потерла ее между указательным и большим пальцами, чтобы счистить грязь. Потом разорвала травинку пополам и вручила половину Леону, а другую понюхала и разжевала, наморщив нос, словно кролик. Леон поступил так же. Лимон, с восхитительной кислинкой.

– Лимонное сорго, – сказала Риа. – Страшный сорняк. Но согласись, потрясающий вкус.

Он кивнул. Язык еще покалывало.

– Особенно если подумать, на чем оно выросло: грязный дождь, собачья моча, удушливый воздух, и солнечный свет, и ДНК. Что за таинственный аромат родился из этого странного супа. Согласен?

После этих слов вкус отчасти утратил свою привлекательность. Леон так и сказал.

– А мне эта мысль нравится, – возразила она. – Создавать потрясающие вещи из мусора.

– Насчет реактивных ранцев, – начал Леон. Он думал об этом.

– Да?

– Вы утописты? Хотите создать лучший мир?

– Под «вы» ты имеешь в виду тех, кто работает на Буле?

Он пожал плечами.

– Признаюсь, я немного утопистка. Но дело не в этом. Ты читал, что Генри Форд организовал в Бразилии трудовые лагеря, «Фордландию», и установил суровый кодекс поведения для работников каучуковых плантаций? Он запретил кайпиринью и заменил ее «Томом Коллинзом»[76], потому что считал последний более цивилизованным.

– Хочешь сказать, Буле бы так не поступил?

Она задумчиво покачала головой.

– Наверное, нет. Может, если бы я попросила. – Она прикрыла рот ладонью, словно сказала что-то лишнее.

– Вы… ты и он?..

Риа рассмеялась.

– Никогда. Это чисто умственная связь. Ты знаешь, откуда у него деньги?

Леон выразительно посмотрел на нее.

– Конечно, знаешь. Но если ты прочел только официальную версию, то думаешь, что он обычный финансист, сделавший удачные ставки. Ничего подобного. Он играл против рынка, использовал самонадеянность других маклеров, делая безумные инвестиции. Разумеется, это был блеф, но не всегда. Никому не удавалось его перехитрить. Он мог убедить тебя, что ты вот-вот упустишь сделку века, или уже упустил, или вот-вот добьешься благоприятных условий. Иногда его слова оказывались правдой. Обычно это был чистой воды блеф, о чем ты узнавал лишь после того, как заключал с ним несколько сделок, в результате которых он приобретал баснословные богатства, а тебе оставалось лишь закрыть лицо руками и назвать себя проклятым неудачником. Когда он начал проворачивать это с национальными банками, подставил доллар и разорил Центральный банк, мы все поняли, что он – особенный, что он умеет посылать сигналы, которые отправляются прямиком в твой задний мозг, без всякого критического анализа.

– Звучит жутко.

– О да. Очень. В иные времена его бы сожгли за колдовство или сделали человеком, что вырезал сердца обсидиановым ножом. Но штука в том, что ему никогда не удавалось обмануть меня. Ни единого разу.

– И ты до сих пор жива?

– Ему это нравится. Поле искажения реальности Буле нарушает его внутренний ландшафт. Мешает ему понять, что ему нужно, чего он хочет и что делает его несчастным. Я незаменима.

Внезапно Леона посетила ужасная мысль. Он промолчал, но, должно быть, она отразилась на его лице.

– В чем дело? Говори.

– Откуда мне знать, что все это – правда? Может, ты просто водишь меня за нос. Может, ты все это придумала – реактивные ранцы, все. – Он сглотнул. – Извини. Не знаю, откуда это взялось, но мне просто пришло в голову…

– Логичный вопрос. Но вот еще один, чтобы вынести мозг: откуда тебе знать, может, я говорю правду и вожу тебя за нос?

Неловко рассмеявшись, они сменили тему. В конце концов уселись на скамейку рядом с семейством танцующих медведей и стали их разглядывать.

– Они кажутся такими счастливыми, – сказал Леон. – Вот что меня поражает. Словно танцы – тайная страсть каждого медведя, и эти трое первыми догадались посвятить им свою жизнь.