Лучшая в мире повесть о первой любви

Она охает, хочет сказать что-то в укор, но всё же сдерживается.

— До свидания, — на одном дыхании. Я улыбаюсь в ответ и выхожу из класса. Хочется биться головой о стену до потери сознания. Вместо этого я просто иду прочь из этого гнилого места.

У ворот школы вижу своих одноклассников. До белизны сжимаю кулаки — хочется просто пройти мимо, проскользнуть маленькой незаметной тенью, пролететь сквозь них. Но нет же. Если богово — богу, мне, безусловно — моё.

— Смотрите, кто идёт, — громкий смех, девичий визг. Жмурюсь, когда кто-то дёргает меня за волосы. Сопротивляюсь, когда хватают за капюшон, но сил моих недостаточно. От осознания, что их грязные руки пачкают куртку Ангела становится очень плохо. Хочется всех переубивать к чертям. Но сил мне не хватает.

Меня разворачивают. Смотрю в глаза главному моему врагу и главному моему обидчику.

— Ой, — вздыхает он и толкает меня так, что я чуть не падаю, — случайно.

— Ая-яй, — визжит его подружка, хватая меня за ворот рубашки, — прости-и.

Ошибка номер один. А следом — номер два и номер три. Рубашка рвётся, когда кто-то проводит по рукаву перочинным ножом. Тут терпению моему наступает конец.

— Сукин сын, — говорю, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Резко хватаю за шею ублюдка, что только минуту назад толкнул меня. Они такого не ожидали, да. Все как один удивляются и не знают, что делать. Жертва метит на роль охотника — вот умора, наверное…

— Убери свои грязные руки! — пищит его подружка, но ко мне не приближается.

— Хрена с два я их уберу, — чеканю слова, железным делаю голос, — я этими самыми грязными руками его задушу, а потом, милая, своими обгрызенными ногтями выцарапаю тебе глаза…

Удар в спину, глухой стук. Одышка и громкий смех.

Слышу, как кони убегают, и не выдерживаю:

— Твою же мать!

Единственная рубашка, и ту порвали, черти. Зато куртка осталась цела.

* * *

— Ты вся пыльная, — замечает Ангел. Встревожен, осматривает меня с волнением. И за что мне такая честь?

— И синяк на носике, — улыбается грустно, качает головой, — ей-богу, как мальчишка…

— Хоть кто-то же должен из нас быть мужчиной, — хмыкаю я. Он тяжело вздыхает, по-доброму мне улыбаясь.

Он сегодня особенно красив — в синей рубашке и брюках, в кожаной куртке сверху. С галстуком даже. Вот уж кто точно готовился, как следует.

— И всё равно ты самая красивая девочка в мире, — смотря на меня, говорит Ангел. Мне становится невероятно стыдно.

— Я не успела переодеться, — боже, в жизни ни перед кем не оправдывалась. Вот же ж!..

— Лучше скажи мне, — обнимая меня, говорит Ангел, — откуда у тебя такая любовь к дракам?

— А я и не дралась.

Вру. Он, конечно, замечает это. И я, конечно, рассказываю ему всё как есть. Сестре я не рассказывала об этом, не желая её волновать. Но вот Ангелу я почему-то открываюсь сразу же. Будто есть в нём неведомая сила, рядом с которой мне позволяется быть чуть слабее, чем я есть.

* * *

Когда Ангел приходит в мою школу, он около часа сидит в кабинете директора, а потом забирает почти весь мой класс в актовый зал, вместе с директором, само собой. Все удивлены — лучший выпускник школы и вдруг приходит сюда, защищать какую-то глупую девчонку, никем нелюбимую и никому ненужную, ставшую этаким козлом отпущения.

Самое странное то, что меня больше не трогают. Вообще. Более того, за все оскорбления в духе «ущербная сирота» и «бездомная псина» я получила извинения.

— И не сметь больше обижать мою девочку, — говоря это, он обнимает меня за плечи. Слышен шёпот, оханье директора и тихий смех Ангела — и за это я, клянусь, готова всё отдать.

* * *

— Я буду защищать тебя, — только и говорит он, и я понимаю, что он не врёт.

И, прижимаясь лбом к его спине, я понимаю: вот он, мой личный маленький рай, когда в целом мире не сыщется ничего надёжней сутулой его спины. Лопатки у него плавные, но большие, заметные, словно два крыла. Ангел пахнет востоком — орехами, сандалом и пылью. И я, носом ткнувшись между ними, ощущаю запах, ставший с каких-то пор чуть ли не до боли родным. А потом он поворачивается ко мне, и вот я уже дёргаю его за щёки, дурачась, хотя на деле просто представляю, как буду лепить его, как буду обожать его. И, пусть свидетелем будет весь целый мир: я никому его не отдам. Буду терпеть иглы под ногтями, буду терпеть капли ледяной воды, стучащие по лбу, буду сгорать на костре — и буду счастлива до тех пор, пока рядом со мной будет хотя бы тоненький луч света. А когда настанет ночь, я умру и возрожусь звездой, скучая по солнцу вместе со всем небесным народом.

Запах масляных красок на руках (особенно когда их прополощешь водой) всегда будет для меня самым приятным на свете. И он тоже впитает его в себя, мой Ангел искусства. Ангел моего искусства.

Я буду рисовать голубые цветы, вписывая каплю рыжины, я буду рисовать чёрно-белые кубы и пирамиды, представляя, что грани их переливаются всеми оттенками оранжевого. Я буду думать о своём Ангеле так, будто он — единственно верный бог. И, видит сам бог, если он, конечно же, есть — мои работы будут прекрасны так же, как прекрасна моя любовь.

16