— Гарри, я страшно сожалею обо всем, что случилось на моих занятиях за последние месяцы. Все, что я делал… Все это было сделано не со зла, я лишь хотел, чтобы ты стал еще сильнее в зельях, чем раньше. Не побоюсь предположить, что ты можешь сварить любое зелье первого курса за половину времени, которое тратят твои ровесники. Я давил… Я давил на тебя, зная, что ты примешь вызов… Но я понимаю, что это выглядело совсем не так, и я признаю, что мои истинные мотивы в обращении с тобой на уроках и в сарказме были не совсем ясны и понятны. Я могу только попросить прощения. До недавнего времени я и не догадывался, почему ты отказался жить со мной, чего я добился с таким трудом, и мне…
Он умолк и уткнулся взглядом в свои бескровные руки. «Да ладно, Северус, — мысленно пнул он себя, — он ведь еще не очнулся. Ты можешь говорить все, что хочется. Все, что требуется».
— Мне было больно, Гарри, — наконец признался он, и тугой узел в груди ослаб, дав ему силы говорить дальше. — Ты знаешь, в моей жизни такое уже случалось — с твоей мамой. Много лет назад я в порыве злости назвал ее гнусным словом, и она навсегда отказалась принимать мои извинения. Нашей дружбе пришел конец. А потом, когда ты посмотрел на меня с таким… с таким отвращением, с такой ненавистью и ее глазами, я… Я сорвался. И да, я продолжал хорошенько срываться и дальше.
Северус все еще смотрел на руки, не в силах поднять взгляд и узнать, слушает ли Гарри. Он по-прежнему был скрыт от посторонних глаз, никто не увидит, как стиснуты его руки. Никто не увидит его боли. Никто не обнаружит тяжесть на сердце, холодный темный страх того, что от доверия, которое Гарри когда-то оказал ему, не осталось ничего, кроме осколков и черепков. Тьма и ужас ждали его в бездне, готовые принять в свои объятия, едва он перевалится через край.
— Когда ты упал там, в комнате с Темным Лордом и Квирреллом и тем огнем, истекая кровью, я думал, ты умрешь и я не успею извиниться перед тобой, не успею сказать тебе, как сожалею о том, что сделал тебе больно, и это было худшее чувство в жизни. Хуже изначальной боли, клянусь.
Надежда была крохотным, тлеющим огоньком, погребенным под виной и стыдом. Надежда — все, что у него осталось. Надежда, что он сможет поправить свои отношения с юным Гарри Поттером. У него многие месяцы не было и шанса поговорить с ним. Мальчик закрылся от него, а он заколотил дверь между ними. Он только недавно сознался себе, как сильно ему нравилось говорить с Гарри — о его маме, об учебе, даже просто о шахматах. Но теперь у него есть возможность сказать то, что необходимо, и то, что хотелось. Время и условия располагали к тому, чтобы он поделился маленькими событиями из жизни Хогвартса, которая шла своим чередом, или из своей жизни, которую он ни с кем до этого не обсуждал, потому что у него не было слушателя.
Так что он рассказал Гарри о том, что они с директором обсудили случившееся, и о том, как Северус орал на директора за то, что тот обманулся двуличием Квиррелла. Он описал большую часть подарков с пожеланиями выздоровления — включая нечто наподобие унитаза от близнецов Уизли, — которые украшали прикроватный столик. Рассказал ему, что Кровавый Барон пришел в себя после одержимости и передал свои сожаления о том, что его вырвало из тела в такой неподходящий момент.
— Как только выздоровеешь и сможешь вернуться в подземелья, я уверен, он повидает тебя.
Следующее он произнес тихо:
— Мы проиграли последний матч. В конце игры мы почти сравнялись в счете, так что все равно выиграли Кубок Школы, но если бы ты играл, мы бы сильнее оторвались по очкам. Запасным ловцом был мистер Малфой, и он хорошо сыграл бы, не присутствуй на матче его отец. Полагаю, ты лишь издалека видел старшего Малфоя, но ты обязан помнить, кому он верен: прежде всего самому себе. Так вот, его сынок-идиот следил больше за тем, смотрит ли на него отец, нежели за снитчем. Так что снитч поймала рейвенкловка — мисс Чанг, кажется. — Он помолчал и добавил: — Тебя не хватало.
Сообщив Гарри, что у него очень хорошие результаты за экзамен по зельеварению и по другим предметам, он сказал: