Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение

Когда дойдём до коммунизма с одной тарелки есть начнём.

История полна запретов, кто не работает — не ест.

У нас же сплошь а ля фуршеты… как далеко зашёл прогресс.)

В прожилках розовое сало неся еврею мимо рта,

Так мало в жизни понимала египетская темнота.

Евреи снобов доставали, претил тем запах чеснока.

(Но остроумнее едва ли в столовой встретишь чувака.

С рубля про две копейки сдачи он станет спрашивать всерьёз,

Про судака начнёт судачить, с ним обхохочешься до слёз.

По мне, бактерицидный резкий дух — от простуды лучший щит.

И пейсы мне не интересны, пока они не лезут в щи.)

Масштабы нищенства огромны. Ешь на свету ты иль во мгле,

Но тьмы египетской погромы прокатятся по всей земле.

Подвергнётся большому риску любитель рыбы с чесноком.

Простим Египту экслибрисы про мерзость за одним столом.

К тому ж не ангелы евреи, себя проявят, дайте срок.

Но возвратимся мы в то время, где наш сверчок знал свой шесток.

Сидят братья перед Иосей, по старшинству ведут черёд.

Все блюда, что ему приносят, братьям Иосиф отдаёт,

Обедом потчует исправно отца родного сыновей,

Всем отмеряя долей равной — Вениамину в пять долей.

Когда любви внезапный выброс окрасит мысли в жёлтый цвет,

Искать напрасно справедливость там, где её в природе нет.

Пока вопрос не о наследстве и час делёжки не настал,

Размер желудочка у сердца не кажется нам слишком мал.

Любое сердце не вмещает всех, прыгающих на пенёк,

Братья Иосифу прощают, что Веня сел на спецпаёк.

Симпатия совсем не шутка, зов крови тоже не молчит,

Но ор голодного желудка любую кровь перекричит.

Так отрешенье от печали хорошей пищей завершив,

Братья совсем не замечали неравноправие души

Иосифа, не обращали вниманья на бревно в глазу

И меж собой не обещали устроить Венечке козу.

Вениамин, как именинник, в Иосифа объятья плыл,

Но самым главным на той льдине по праву там Иуда был.

Когда-то Осеньку сурово за двадцать сребреников слил,

А позже, дав папаше слово, он вновь семью объединил.

Причиной радости, печали кто истинный был аноним,

Отец с Иосифом не знали, но думали — Вениамин.

Смотрели братья друг на друга, довольно пили вместе с ним,

Пускали выпивку по кругу, дивились — хорошо сидим.

Про Веню вижу я задачу для мальчиков из наших дней:

В пять раз закусывая чаще во сколько раз он был пьяней?

Глава 44 ч.1 Иосиф подставляет братьев

С родным повидавшись Венечкой, в душе всколыхнувшим муть,

Иосиф, всплакнув маленечко, братьёв собирает в путь.

Разлукою опечаленный, что вновь постучалась в дом,

Иосиф домоначальнику наполнить велит зерном

Мешки. Загрузивши пищею, велит Ося братьев кладь

С египетскою пылищею родителю отослать.

Приказ дал припрятать к младшему средь прочего их добра

Любимую чашу бражную из чистого серебра

Со всем серебром уплаченным за купленный тот товар.

Для Венечки предназначен был Пандоры бесценный дар.

Отборным зерном навьюченный в песках караван поплыл.

Все были домой отпущены братишки и их ослы.

Подвоха они не чаяли ни в прошлый, ни в этот раз.

Иосиф в тот час начальнику коварный отдал приказ:

«Ступай, (слова непечатные), верни моё серебро,

Скажи: Для чего, несчастные, злом платите за добро?

Не та ли пред вами чаша здесь, из коей мой господин

Привык без прислуги бражничать и пить из неё один?

Средь вашей теперь компании пойдёт она по рукам,

А ведь она для гадания, что вряд ли известно вам.

Худые вы, люди, особи»… Гонца отправляя в путь,

Хотел Ося таким способом а Веннечку вновь взглянуть.

С людьми не привык он цацкаться, прискорбно признаться мне.

С одним мог лизаться, лапаться, другого сгноить в тюрьме.

За низменность его действия Иосифа не сужу,

Отмылась как эта бестия, подробнее изложу.

Догнал человек со стражею отпущенный караван

И с миной обезображенной им передал те слова.

Братишек от возмущения на стражу глаза горят,

Не думая о прощении, начальнику говорят:

«Зачем господин запойный ваш до нас простирает длань?

Купцы мы и лишь достойные в Египте творим дела.

Когда за зерном, паломники, идём к вам из дальних стран,

То станем ли вероломно мы поганить священный храм?

С голодного края выстрадав неблизкий путь, натощак

К колодцу без задней мысли мы приблизимся, трепеща,

Лицо освежить водицею, в ладони её черпать…

Не станем мы амуницию в водице той полоскать».

К проливу они Суэцкому без пыльных пришли сапог,

В сандалиях и поэтому их высокопарен слог.

(Порою позывы рвотные сильней чем запрет иной.

Стирать где портянки потные — хорош водоём любой.

Не верит кто — прорицатель им в подробностях объяснит:

Не НАТОвский, не ООНовский — российский сапог блестит

От брызг на просторах вечности. Нас пафос ввергает в дрожь:

Смыть грязь с голенищ отечества — Любой океан даёшь!)

Тропа перевоплощения — семита она стезя.

В их искреннем возмущении не верить братьям нельзя:

«Пустившему нас к обители ответствуем мы добром,

Спокойному быть правителю за золото с серебром.

Пусть чувствует преимущество над нами иной мамлюк -

Чужое украсть имущество для нас хуже смертных мук.

Обетом мы с Богом связаны сильнее тюремных нар.

Под страхом жить наказания — не жизнь, а сплошной кошмар.

Жену, да что там — наложницу чужую не возжелать…