Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение

Не дан ему на высылку наряд.

Сажать иль нет — сам Дан решать здесь вправе.

Народных дел всех комиссариат

Ту практику порочную исправит.

На помощь Божью в свой короткий век

Надеюсь и молюсь, и вновь надеюсь -

Преодолеет слабый человек

Накопленную с мезозоя мерзость.

Грязь кирпичом очистить с образин

Блюстителям юстиции непросто.

Прошу тебя Господь — сей абразив

Не выдавай ублюдкам и прохвостам.)

«Толпа на Гада будет налегать,

Качать права. Какая-то дурёха

Поверженного льва начнёт лягать,

Хоть этот лев совсем ещё не дохлый.

Толпу Гад оттесняет по пятам

И выгоняет прочь из зоосада.

Рептилии в законе тут и там.

Воистину в веках живучи Гады.

Иуда лев, а этот — просто гад

Из пресмыкающихся стопудово.

Дан — по повадкам аспид лишь слегка,

Гад — по природе змей многоголовый».

(Политики пойдут от гидры той,

Упёртые в дебатах как бараны.

Им, выступающим перед толпой,

Что с головой, что без — по барабану.

Горынычу людской не страшен суд,

Любую чушь несёт, но точно знает:

Лишь за враньё башку ему снесут,

Взамен её другая вырастает.

Проворовался, лишнего хватил,

По морде дал, сожрал газету-шавку -

Не повод это, чтобы крокодил

От сытой жизни уползал в отставку.

Потомок Гада — вечный депутат,

Оратор, кандидат и губернатор.

Пинком из Нижней выгнанный под зад

Он попадает в Верхнюю палату.

Творцы законов, что хотят, творят,

Тягают кость в казённые вольеры,

И охраняют тот Охотный ряд

Прикормленные милиционеры.)

«Сын Асир место хлебное займёт,

Для фараона доставляя яства.

Как хлебодар тот, Асир не умрёт,

Чьё место Ося занял не напрасно».

(Про Арафата маленький посыл.

Родители Писанье не читали,

Когда бы знали, кто их будет сын,

То Ясером бы точно не назвали.)

«Простое очень имя Неффалим,

Но толкование его двояко -

Распущенный ветвистый теревинф

И серна стройная, тихоня и бояка».

(Что серна — мелкая коза, я знал

И удивлён сравненьем, право слово:

Когда кустарник теревинф не мал,

То серны раньше были как коровы.)

«Иосиф — древо плодоносное,

На хлебный баобаб оно похоже.

(На нём раздолье было бы змее

Грехопаденья до и много позже.)

Журчит источник у его корней,

А ветви распростёрлись над стеною.

Вражды и зависти ручей сильней,

И жив Иосиф верою одною.

В него стреляли влёт из-под руки,

Печалили его печалью всякой,

Но мышцы рук и лук его крепки,

Поскольку с ним наш Бог и я, Иаков.

Избранник Божий, наша ты судьба,

Израилева крепость и твердыня,

Орешек, что врагам не по зубам,

В азоте замороженная дыня.

Тебе поможет Бог наш всемогущ,

С ним теологии пройдёшь ты школу.

Привет тебе от облаков и туч,

От бездны знак тебе, лежащей долу.

От семени, утробы и сосцов

Тебе начала жизни человечьей.

Благословением твоих отцов

Твой путь особой метою помечен.

Знак посвящённого на голове,

На темени Иосифа. Меж братьев,

Как патриарха рода во главе,

Его я заключу в свои объятья.

Пока Господь не выполнил завет,

Ему, служившему для всех примером,

Контрольный приготовил я пакет

На землю, где братья акционеры.

Последыши рабынь в чужом краю

Не лезли чтоб, куда их не просили,

Ему я два колена отдаю,

Сынам его, Ефрему с Манассией.

Вениамин по сути хищный волк,

По вечерам ему делить добычу».

(Одно мне взять не удаётся в толк -

Любимый сын, а образ неприличный.

Свою добычу с кем ему делить

И кто под вечер будет задран Веней?

Куда клыкастый обратит всю прыть,

Какой народ поставит на колени?

Кого Иаков здесь имел в виду?

Лишь два колена Вени и Иуды

С Ездры подачи веру соблюдут,

Самаритянок впредь топтать не будут.

Запрет спать с иностранками на вид

Им руководство вывесит в тавернах,

Чем поголовье резко сократит,

Но генофонд страны спасёт от скверны.

Когда так сильно племенной их Бог

За чистоту печётся всякой твари,

От Вени будет наш тамбовский волк,

И Тухачевский Вене не товарищ.)

Вот все двенадцать избранных колен

Израиля, с Рувима и до Вени,

Кому Иаков у Египта стен

Дал каждому своё благословенье.

Себя он завещал им поместить

В семейный склеп близ Мамре под горою,

Чтоб связь с роднёю мог он ощутить,

Даже когда глаза ему закроют.

Лет прожитых пустил корабль ко дну,

Жизнь сбросил с плеч как лишнюю породу,

Затих Иаков, ноги протянул

И приложился к своему народу.

Глава 50 ч.1 Мораторий на секс и пляски в неглиже

Иосиф-сын отца кончину переживал, на лице пал,

Стенал как истинный мужчина и лик остывший целовал.

Сгонял назойливую муху с его застывшего лица

И повелел врачам и слугам забальзамировать отца.

На кропотливую работу ушло тяжёлых сорок дней.

(У нас в году двадцать четвёртом процесс закончили скорей.

Заспиртовали, чтобы мошки не донимали Ильича.

То, столько лет провёл он в лёжке, пора как праздник отмечать.

Представьте только, птицей Феникс он возродится, встанет в рост,

В руке кепарь зажмёт, как веник, и всей стране задаст вопрос:

«Кто мумию мою келейно хотел тут вынести на двор

И выкинуть из Мавзолея? Пожалуйте на разговор.

Все разногласья снимем быстро, вопрос решим мы с кондачка.

Прошу вас, батенька, на диспут, а можно и на кулачках».

Немного спорщиков найдётся, лишь Коля, разве что, один

На вызов трупа отзовётся пыл Командора охладить.

Когда ж восстанут миллионы, наш Коля первым убежит.

Так, может быть, Тутанхамона не надо трогать, пусть лежит?)