Читаем Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение полностью

(Зато следов социализма в его поступках не найти,

И потому к капитализму с семитом мне не по пути.)

Вот только земли духовенства Иосиф выкупить не смог.

Знать, охранял жрецов семейство Амон, их всемогущий бог.

Сам Александр Македонский (не киллер, грохнутый потом)

В своей гордыне закидонской считал себя его сынком.

От фараона был положен жрецу участок соток в шесть.

Продать тот было невозможно ни по частям, ни сразу весь.

(В отличие от иудеев мне в этом видится резон,

Когда у власти прохиндеи а-ля Иосиф фармазон.

Когда все земли в лучшем виде прибрать к рукам решит бандит,

Роль государства, как мы видим, и духовенству не вредит.

Уже в древнейшей из формаций умели собственность ценить,

Не то, что в нашем государстве — отнять, украсть, продать, пропить.)

Иосиф говорил с народом: «Теперь иные времена.

Купил я вас для фараона, так получите семена,

Весною землю засевайте, а после жатвы в обмолот -

Часть пятую зерна отдайте вы фараону как налог».

Всей пятернёй владея ловко, втереть мозги Иосиф мог.

Пошла в натуре распальцовка, как резать следует пирог:

Четыре пятых ешьте, типа, пускайте в севооборот…

Свезло с Иосифом Египту, могло ведь быть наоборот,

Как в нашем царстве тридевятом, где власть так принято бранить,

Где сам отдашь четыре пятых, чтоб остальное сохранить.

Народ Египта мягче ваты, покорнее — другого нет.

Он рабство принял виновато, как избавление от бед:

«Раз ты услышал наши стоны, что шли к тебе со всех сторон.

Мы будем выполнять законы, что предписал нам фараон».

Иосиф, следует признаться, нос утереть фискалам смог -

Часть пятая, процентов двадцать — вполне приемлемый налог.

Поборы справно собирались, и был налог для всех един.

Жрецы одни освобождались от выплаты двух десятин.

Правительство не обеднело. Могу фискалам пожелать -

Чтоб государство богатело, налоги следует снижать.

Иаков жил со всем семейством в земле египетской Гесем

И, строго следовать по тексту, налоги не платил совсем,

Сосал паёк как карамельку, в налоговую не сдавал

Он деклараций и земельку по случаю не продавал.

А хоть и продал бы тихоня — Иосифа не обмануть,

Нашёл бы путь с аукциона ту землю батюшке вернуть,

Цвело, плодилось дабы племя и приумножилось весьма

В голодное, напомню, время на всём готовом задарма.

Семнадцать лет прожил папаша и обходила его смерть,

С тех пор как лет намного раньше он собирался умереть.

Дней набежало Израиля, годов его — сто сорок семь,

Когда от солнечных идиллий папаша одряхлел совсем.

В тот час, когда случилось стынуть конечностям в последний раз,

Иосифа призвал он сына и отдаёт ему наказ:

«Когда нашёл благоволенье отец в очах твоих, сынок,

Дай руки на мои колени, клянись, что выполнишь зарок,

Окажешь высшую мне милость, меня в Египте хоронить

Не будешь, что бы ни случилось, в песках Египта мне не гнить.

С моими лечь хочу отцами в гробнице нашей родовой.

Мне вечную устроишь память — клянись, Иосиф, головой».

И клялся Ося благоверный: «Не омрачай ты свой конец,

Всё совершу я непременно по завещанию, отец».

Слезой глаза его вскипели, отца услышал тяжкий стон

И на возглавие постели Иосиф положил поклон.

Не стал он ждать отца кончины, в столицу двинул от ворот

Египетский Премьер по чину, ведь было дел невпроворот.

<p>Глава 48 Как Иосиф два колена получил</p>

Только Осю известили: слаб отец совсем -

В путь пошёл, с ним Манассия и сынок Ефрем.

Шёл Иакова увидеть, чем живёт узнать,

Внуков, выросших в Египте, деду показать.

Про внучат своих едва ли дедушка не знал,

Знать, в столицу не пускали, если не видал.

За осёдлости чертою жил себе старик

И в столицу ни ногою — чтить закон привык.

Ося выше предрассудков, в прошлом сам пастух.

Прикатить к отцу на сутки было недосуг.

За семнадцать лет впервые с внуками к отцу

Прибыл сын на вековые с ним поесть мацу.

Известили, в дом пустили. Бледный, точно мел,

Израиль, собрав все силы, на постели сел,

Рассказал, как Бога видел, про его завет:

Жить Иосифу на вилле много-много лет,

А не рыскать волком в поле — съем, кого найду.

Бог бомжом не обездолит Осю по суду.

(Как бывает и не редко в наши времена -

Из квартиры выгнать предков за стакан вина.)

Бог Иосифа не сбросит, словно ношу с плеч.

Дед о внуках сына Оси вдруг заводит речь.

Словно что в мозгу сместилось, странны те слова.

Я, насколько получилось, смысл расшифровал:

«Что до моего прибытья ты родить успел -

То моё! Им, как родитель, свой отдам удел.

Симеон, Рувим любимый, во главе родов

Им стоять неколебимо множество годов.

За Ефремом Манассия, Симеон, Рувим -

Их полпредами в Россию мы определим.

Дети же твои, которых ты родишь потом -

То твои! Без разговоров в свой веди их дом.

Дачами их при дубравах одарить изволь,

Но в большой игре за славу их вторая роль.

Будет тот, кто мной помечен, править без помех».

(У евреев этих вечно кто-то «Лучше всех».)

В деле веры непорочен, хоть и при деньгах,

Демократом не был точно древний патриарх.

Мысль металась от болезни. Вспомнил про Рахиль,

Как её при переезде он похоронил,

Сам не умер еле-еле со своим скотом

В месте том, что Вифлеемом станут звать потом.

Осиных сынов приблизил, кто они — спросил

Про Ефрема с Манассией. Ося объяснил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия