Лучшие романы

На юге холмы пересекали огромные акведуки с морской водой для канализационных систем, и в трех различных направлениях разбегались бледные линии – дороги, усыпанные движущимися серыми пятнышками. Грэм решил при первой же возможности ознакомиться с этими дорогами. Но не прежде, чем испробует летающий корабль. Мажордом рассказал об этих дорогах: две слегка изогнутые поверхности шириной в сто ярдов; движение по каждой – в одну сторону. Дороги строили из идемита, искусственного вещества, насколько Грэм понял, напоминавшего упрочненное стекло. По дорогам несся поток диковинных машин – узких, обутых в резину, то с одним большим колесом, то с двумя или четырьмя; несся со скоростью от одной до шести миль в минуту. Железные дороги исчезли, лишь кое-где сохранились насыпи, увенчанные ржавыми рельсовыми путями. Часть насыпей стала основанием для идемитовых дорог.

Одной из первых внимание Грэма привлекла большая флотилия рекламных воздушных шаров и змеев, образовавших что-то вроде аллеи, тянущейся с юга на север вдоль обычных маршрутов аэропланов. Сейчас аэропланов не было видно. Их рейсы были отменены, и только один маленький моноплан кружился вдалеке в голубом просторе над холмами Суррея – неприметное летающее пятнышко.

Грэм уже знал, хотя с трудом мог поверить, что почти все малые города и деревни в стране исчезли. Вместо них посреди обширных пространств, засеянных одной какой-нибудь культурой, стояли гигантские одинокие здания, похожие на отели, за которыми сохранялись имена городов, таких, к примеру, как Борнмут, Уэрем или Суонидж. Слуга быстро убедил Грэма в неизбежности такой перемены. В старину страна была усеяна фермерскими хозяйствами, через каждые две-три мили располагались усадьба и селение с постоялым двором, сапожной мастерской, лавкой и церковью. Примерно через каждые восемь миль – городок, где жили адвокат, торговец зерном, скупщик шерсти, шорник, ветеринар, врач, обойщик, галантерейщик и так далее. Почему через восемь миль? Так было удобно для фермера: четыре мили в одну сторону и четыре в другую для поездки на рынок. Но в игру вступили железные дороги с товарными и пассажирскими поездами, появились быстроходные моторные экипажи, заменившие фургоны и лошадей. Когда же стали строить скоростные дороги из дерева, резины, идемита, всевозможных эластичных и долговечных материалов, необходимость в близко расположенных торговых городках отпала. Большие же города росли. Туда устремились рабочие, притягиваемые кажущимися им безграничными возможностями найти работу, и предприниматели, влекомые широчайшим выбором рабочей силы.

По мере того как требования к удобству обитания возрастали и увеличивалась сложность механизмов, обеспечивающих комфорт, жить в деревне становилось все дороже, труднее, неудобней. Исчезновение викария и сквайра, вытеснение сельского врача городским специалистом лишило деревню последних элементов культуры. Когда телефон, кинематограф и фонограф заменили газеты, книги, школьного учителя и письма, жизнь вне сети электрических проводов уподобилась жизни изолированного от общества дикаря. В сельской местности и помыслить было нельзя, чтобы одеваться и питаться в соответствии с утонченными требованиями времени; не было хороших врачей для неотложной помощи, подходящего общества, возможности найти занятие по вкусу.

Более того, появились сельскохозяйственные машины, и один инженер заменил тридцать рабочих. Ситуация сделалась обратной той, когда Лондон стал невыносим из-за воздуха, насыщенного угольной гарью, и городской житель при первой возможности выбирался за город. Теперь рабочие по вечерам ехали и летели в город с его ночной жизнью и удовольствиями, а утром уезжали. Город поглотил человечество, оно шагнуло на новую ступень своего развития. Первым появился кочевник, охотник, затем оседлый земледелец, живущий в земледельческом государстве, города и порты которого были не чем иным, как рынками для сбыта сельских продуктов. А теперь, как логическое следствие эпохи изобретений, появилось это огромное новое скопление людей.

Даже простое перечисление этих фактов, обычных для людей нового времени, вынудило Грэма до предела напрячь воображение, чтобы нарисовать себе картину жизни в Англии. Попытка же заглянуть «за пролив», представить, что происходит на континенте, оказалась выше его сил.