Лучшие романы

– Мы вынуждены поощрять его, – извиняющимся тоном сказала она и улыбнулась. – Наши головы в его руках.

Грэм заколебался, преподносить ли ожидаемый комплимент, но его взгляд был достаточно выразителен.

– Идет ли искусство в ногу с прогрессом цивилизации? – спросил он. – Кто ваши великие художники?

Она с сомнением посмотрела на него, затем рассмеялась.

– На минуту я подумала, что вы говорите о… – Она засмеялась снова. – Вы, конечно, имеете в виду людей, привлекавших в ваше время к себе столь пристальное внимание тем, что могли покрывать огромные площади холста масляными красками? Такие большие продолговатые штуки. Вы обычно вставляли их в золоченые рамы и развешивали рядами в своих квадратных комнатах. У нас этого нет. Людям такие вещи надоели.

– Но о ком же вы тогда подумали?

Она многозначительно приложила палец к щеке – свежесть этой щечки была вне подозрений, – улыбнулась и посмотрела на него очень лукаво, кокетливо и приглашающе.

– И здесь. – Она показала на свои веки.

Момент был рискованный. В памяти Грэма мелькнуло потешное воспоминание о виденной когда-то картине «Дядюшка Тоби и вдова»[20]. Архаичный стыд овладел им. Он остро ощутил, что на него смотрят.

– Понимаю, – заметил он не в лад. И неуклюже отвернулся от ее прелестей. Огляделся вокруг и встретил взгляды, которые немедленно переключились на другие предметы. Похоже, он немного покраснел.

– А кто это там беседует с дамой в шафрановом платье? – спросил он, отводя глаза.

Человек, о котором спросил Грэм, оказался одним из крупнейших руководителей американских театров, только что прибывшим из Мексики, где осуществил новую гигантскую постановку. Его черты напомнили Грэму Калигулу, бюст которого он некогда видел. Другой мужчина приметной внешности оказался Начальником черного труда. Этот титул поначалу не произвел на Грэма впечатления, но потом он переспросил:

– Начальник черного труда?

Миниатюрная дама, ничуть не смутившись, обратила его внимание на очаровательную особу небольшого роста и сказала, что это – одна из дополнительных жен англиканского епископа Лондона. Она добавила несколько слов в похвалу смелости епископа – ведь до сих пор среди духовенства сохранялась моногамия.

– Это и неестественно, и неуместно, – заметила она. – Почему нормальные чувства должны подавляться и запрещаться только потому, что мужчина – священник? К слову говоря, вы принадлежите к англиканской церкви?

Грэм колебался, спросить ли о статусе «дополнительной жены», – по-видимому, это был некий эвфемизм; однако их весьма интересную и поучительную беседу прервал Линкольн. Они прошли через зал к высокому человеку в малиновом одеянии, стоявшему с двумя очаровательными дамами в бирманских (как показалось Грэму) костюмах. Выслушав их любезности, Грэм двинулся к другим гостям.

Вскоре многообразные впечатления начали складываться в общую картину. Вначале блеск собрания пробудил в нем демократа, он стал враждебен и насмешлив. Однако это не в человеческой природе – долго противостоять атмосфере любезного внимания. Музыка, свет, игра красок, блеск обнаженных рук и плеч, рукопожатия, мимолетный интерес оживленных улыбками лиц, приветливые голоса с искусно подобранными интонациями, атмосфера комплиментов, внимания и почтения – все это сплеталось воедино и доставляло несомненное удовольствие. Грэм на время забыл о своих обширных планах. Бессознательно поддался опьянению своим положением; его поведение сделалось менее стесненным, манеры – более величественными, походка – твердой; складки черной мантии ниспадали смелее, а голос исполнился благородства и достоинства. В конце концов, это был яркий, интересный мир!

Он посмотрел вверх и увидел, что на фарфоровом мостике промелькнуло лицо, обращенное к нему. Оно почти сразу исчезло – лицо девушки, которая была в маленькой комнате позади театрального зала прошлой ночью, после его бегства от Совета. И она смотрела на него.

Он не сразу вспомнил, где видел ее, а затем, вместе с узнаванием, вернулись и яркие ощущения той первой встречи. Но паутина танцевальной музыки висела в воздухе и не давала закрепиться воспоминанию о той могучей маршевой песне.

Дама, с которой он в это время разговаривал, повторила свой вопрос, и Грэму пришлось вернуться к роли флиртующего короля.

Однако он уже не мог отделаться от чувства тревоги, им овладело смутное беспокойство. Его как будто волновала какая-то полузабытая обязанность – очень важная и ускользнувшая от его внимания среди этого света и блеска. Привлекательность блестящих дам, толпившихся вокруг, потускнела. Грэм уже не отвечал вялыми и неуклюжими комплиментами на тонкие любовные намеки – теперь-то он понимал, что ему предлагается; взгляд его блуждал в надежде еще раз увидеть эту девушку, которую он встретил во время восстания.

Где же все-таки он ее видел, где именно?