Грэм отправился на летные площадки по общественным путям в сопровождении Асано, своего слуги-японца. Линкольна отозвал Острог, занятый административными делами. Сильная охрана из полиции ветродвигателей ожидала Хозяина перед зданием Управления и освободила ему место на верхней движущейся платформе. Эта поездка на летные площадки была неожиданной, и тем не менее за ним последовала целая толпа. По пути он слышал, что люди выкрикивают его имя, и видел несчетное множество мужчин, женщин и детей в синем, которые, крича и жестикулируя, теснились на лестницах, ведущих на центральную полосу. Он не мог разобрать, что они кричали. Его снова поразил их особый грубый язык – вульгарный диалект городской бедноты. Когда наконец он достиг цели, охрана немедля оказалась в окружении густой возбужденной толпы. Позже Грэм сообразил, что некоторые пытались пробиться к нему и передать петицию. Стражники с трудом прокладывали дорогу.
Моноплан с дежурным аэронавтом ожидал его на западной площадке. Вблизи этот аппарат оказался не таким уж маленьким. Он лежал на своей стартовой тележке посреди широкой площадки, его алюминиевый решетчатый корпус был величиной с двадцатитонную яхту. Боковые несущие паруса из какой-то стекловидной искусственной пленки, поддерживаемые и пронизанные металлическими нервами, похожими на прожилки в крыле пчелы, отбрасывали тень на пространство в сотни квадратных ярдов. Сиденья для инженера и пассажира свободно висели внутри защитных ребер каркаса на сложной системе тросов и были сдвинуты довольно далеко назад от середины корпуса. Кресло пассажира защищалось ветровым щитком и ограждалось металлическими прутьями с надувными подушками. При необходимости его можно было закрыть полностью, но Грэм, в предвкушении новых впечатлений, пожелал, чтобы сиденье оставили открытым. Аэронавт сидел за стеклом, защищающим лицо. Пассажир мог закрепить свое сиденье на одном месте, что было необходимо при посадке, или передвигаться с помощью рельса и специального стержня к шкафчику на носу машины, где помещались его личный багаж, теплая одежда и провизия. Шкафчик вместе с сиденьями уравновешивали размещенный в центральной части двигатель и установленный на корме пропеллер.
Площадка была пуста – никого, кроме Грэма, Асано и нескольких охранников. Под руководством аэронавта Грэм занял свое место. Асано вылез из машины и остановился на площадке – замахал рукой. Внезапно он словно скользнул куда-то назад и вправо и исчез.
Двигатель громко гудел, пропеллер вращался; площадка и окрестные строения стремительно и плавно уходили назад. Затем все словно вздыбилось. Грэм инстинктивно ухватился за короткие стержни по сторонам сиденья. Чувствовал, что поднимается вверх, слышал свист воздуха над ветровым щитком. Пропеллер вращался с мощным ритмическим звуком: раз, два, три – пауза, раз, два, три – пауза. Инженер очень осторожно регулировал механизм. Машина начала мелко вибрировать; эта дрожь продолжалась в течение всего полета. Крыши уносились вправо, быстро уменьшаясь. Грэм глядел через голову аэронавта сквозь ребра машины. Посмотрев по сторонам, Грэм не заметил ничего особенно пугающего – скоростной фуникулер дал бы похожие ощущения. Он узнал здание Совета и Хайгейт-ридж. И тут он взглянул вниз, прямо под ноги.
Мгновенно его охватил животный ужас, сознание страшной опасности. Он вцепился во что-то. Какое-то время не мог поднять глаз. В нескольких сотнях футов внизу был один из больших ветряков юго-западного Лондона, а южнее виднелась летная площадка, усеянная черными точками. И все это, казалось, проваливалось в бездну. У него был мгновенный импульс – бросится вниз, догнать землю. Он стиснул зубы, усилием воли поднял глаза. Паника прошла.
Некоторое время Грэм сидел, крепко сжав зубы и уставившись в небо. Тук, тук, тук – хлоп, – постукивал двигатель, тук, тук, тук – хлоп. Грэм крепко схватился за стержни, взглянул на аэронавта и увидел на его загорелом лице улыбку. Улыбнулся в ответ – возможно, несколько натянуто.
– Поначалу немного непривычно! – прокричал Грэм, прежде чем снова принял исполненную достоинства позу. Но некоторое время не решался снова взглянуть вниз. Он уставился через голову аэронавта на синюю полоску неба у горизонта. Никак не удавалось выбросить из головы мысль о возможной катастрофе. Тук, тук, тук – хлоп! Предположим, самый обыкновенный винтик отвернется в этом механизме! Предположим… Отчаянным усилием он отогнал от себя эта опасения. По крайней мере ему удалось отодвинуть их на задний план. А моноплан поднимался все выше и выше в чистом прозрачном воздухе.