Грэм стоял в одной из верхних галерей и разговаривал с некоей светлоглазой дамой об идемите – предмет разговора был выбран им, а не ею. Он прервал ее теплые заверения в преданности деловым вопросом и убедился, как не раз убеждался в этот вечер, что женщины нового времени мало осведомлены, но зато очаровательны. И вдруг, прорвавшись сквозь завихрения танцевальной мелодии, на него обрушилась Песня Мятежа, могучая песня, которую он слышал в театре, – хриплая и мощная.
И он вспомнил!
Вздрогнув, он поднял глаза и увидел над собой вентиляционное окошко, через которое доносилась песня, и вверху, сквозь сплетение кабелей и тросов – голубую дымку и отсвет огней на движущихся путях. Песня перешла в нестройный шум голосов и затихла. Но теперь ясно различались лязг и грохот бегущих платформ и ропот множества людей. Появилось неясное, необъяснимое ощущение – скорее инстинктивное, – что снаружи, на путях, собралась огромная толпа, которая, должно быть, смотрит на здание, где развлекается их Хозяин.
Хотя песня оборвалась и танцевальная музыка опять утвердилась в своих правах, марш продолжал звучать в мозгу Грэма.
Светлоглазая дама все еще сражалась с тайнами идемита, когда он снова заметил девушку, которую видел в театре. Теперь она шла по галерее в их сторону. Он увидел ее раньше, чем она его. На ней было чуть поблескивающее серое платье, темные волосы облаком поднимались надо лбом. Холодный свет из отверстия, ведущего на улицы, упал на ее печальное лицо.
Собеседница Грэма заметила, как изменилось его лицо, и ухватилась за возможность прекратить разговор об идемите.
– Не хотели бы вы познакомиться с этой девушкой, сир? – храбро спросила она. – Это Элен Уотгон, племянница Острога. Она знает массу серьезных вещей. Очень серьезная особа, одна из самых серьезных. Уверена, вам она понравится.
Через минуту Грэм уже разговаривал с девушкой, а светлоглазая дама упорхнула.
– Я помню вас хорошо, – сказал Грэм. – Вы были в той комнатке. Когда все пели и отбивали такт ногами. Перед тем как я пошел через зал.
Ее мгновенное замешательство прошло. Девушка смотрела прямо на него, лицо ее было спокойно и твердо.
– Это было прекрасно, – сказала она и, помедлив, добавила с неожиданной силой: – Все эти люди были готовы умереть за вас, сир. Они без счета погибали за вас в ту ночь.
Ее лицо пылало. Она стремительно оглянулась, чтобы убедиться, что ее не подслушали.
Вдали на галерее показался Линкольн – он пробирался сквозь толкучку в их сторону. Девушка заметила его и порывисто повернулась к Грэму. Она внезапно оставила свою суровость и заговорила с доверием и надеждой:
– Сир, не могу сказать всего здесь и сейчас. Но простой народ несчастен. Его угнетают, властью над ним злоупотребляют. Не забывайте о народе, который шел на смерть – на смерть, чтобы вы могли жить.
– Но я ничего не знаю… – начал Грэм.
– Сейчас я не могу говорить.
Линкольн появился рядом с ними. Поклонился, извинившись перед девушкой.
– Ну как, довольны новым миром, сир? – спросил Линкольн с предупредительной улыбкой, обводя зал и его великолепие всеохватывающим жестом. – Во всяком случае, он изменился.
– Да, – сказал Грэм, – изменился. Хотя, по сути, не так уж сильно.
– Подождите, пока не окажетесь в воздухе, – заметил Линкольн. – Ветер стих, и аэроплан уже ждет вас.
Девушка явно ждала возможности удалиться.
Грэм посмотрел ей в лицо; он хотел задать ей вопрос, но, уловив предостережение в ее глазах, отвесил поклон и повернулся, чтобы идти с Линкольном.
Глава XVI
Моноплан
Летные площадки Лондона располагались по неправильной дуге на южном берегу реки, тремя группами по две в каждой. За ними были сохранены имена старинных пригородов и деревень. Вот их названия по порядку: Роухамптон, Уимблдонский парк, Стритем, Норвуд, Блэкхит и Шутерс-хилл. Это были однотипные конструкции, поднятые высоко над поверхностью городских крыш. Каждая имела около четырех тысяч ярдов в длину и тысячу в ширину и была построена из материала, в состав которого входили железо и алюминий. Этот материал заменил железо в архитектуре. Их верхние этажи представляли собой переплетение ферм, которое пронизывалось лифтами и лестницами. На плоской верхней поверхности размещались стартовые тележки. Они могли перемещаться по слегка наклонным рельсам до самого края.