Лучшие романы

– Во мне нет вашей веры, – сказал он. – У меня нет вашей юности. Эта власть тяготит меня. Нет, позвольте мне договорить. Я хочу делать… нет, не добро – у меня не хватит сил для этого, – но хотя бы не творить зла. Мне не создать Царства Божия на земле, но я принял решение и буду править. Ваши слова пробудили меня… Вы правы. Острог должен знать свое место. И я научусь… Одно вам обещаю. Компания рабовладельцев будет уничтожена.

– И вы будете править?

– Да. При условии… Одном условии.

– Каком?

– Вы будете мне помогать.

– Я? Я слишком молода!

– Да. Неужели вы не поняли, что я совершенно одинок?

Она вздрогнула, в глазах мелькнула жалость.

– Надо ли спрашивать, готова ли я помочь?

– Я так беспомощен.

– Отец и Хозяин, – сказала она. – Весь мир принадлежит вам.

Наступило напряженное молчание. Послышался бой часов. Грэм поднялся.

– Как раз сейчас, – сказал он, – Острог ждет меня. – Он помедлил, глядя на девушку. – Я должен расспросить его… Я еще очень многого не знаю. Мне лучше собственными глазами увидеть то, о чем вы рассказали. И когда я вернусь…

– Я буду знать, когда вы уедете и когда вернетесь. И снова буду ждать вас на этом месте.

Они посмотрели друг на друга пристально, испытующе, потом он повернулся и пошел в сторону Управления ветродвигателей.

Глава XIX Точка зрения острога

Острог уже явился с ежедневным докладом. В предыдущих случаях Грэм старался покончить с этой церемонией как можно скорее, чтобы вернуться к воздушным полетам, но сегодня начал задавать короткие острые вопросы. Ему страстно хотелось принять бразды правления империей. Острог начал с приукрашенных сообщений о развитии событий за границей. В Париже и Берлине, как понял из его слов Грэм, происходили беспорядки, но не организованное сопротивление, а случайные происшествия.

– После стольких лет, – объяснил Острог, поскольку Грэм проявил настойчивость, – Коммуна снова подняла голову. По самой природе этой борьбы, она ведется открыто. Однако порядок в этих городах восстановлен.

Грэм рассудительно – вопреки будоражащим его эмоциям – спросил, были ли бои.

– Небольшие, – ответил Острог, – только в одном квартале. Но сенегальская дивизия Африканской аграрной полиции – у Объединенных африканских компаний отлично тренированная полиция – была наготове, как и аэропланы. Мы ожидали небольших беспорядков в европейских городах и в Америке. Однако в Америке полная тишина. Они довольны свержением Совета. Пока что.

– Почему вы ожидали беспорядков? – резко спросил Грэм.

– Существует недовольство общественными порядками.

– Департаментом Труда?

– Вы осведомлены, – сказал Острог с оттенком удивления. – Да. Главным образом, недовольство Департаментом Труда. Это и было движущей силой переворота – и еще ваше пробуждение.

– Вот как?

Острог улыбнулся. Заговорил откровенно:

– Нам пришлось подогреть это недовольство, оживить старые идеалы всеобщего счастья: все люди равны, все благополучны, нет роскоши, доступной лишь немногим, – идеи, дремавшие двести лет. Вам это знакомо. Мы должны были оживить эти идеалы, хотя они и недостижимы, чтобы ниспровергнуть Совет. А теперь…

– Что теперь?

– Наша революция завершилась, Совет свергнут, а народ, который мы подняли, продолжает волноваться. Как будто мало было боев. Да, мы кое-что обещали, конечно же. Поразительно, как быстро и неистово возродились эти туманные, дряхлые гуманистические бредни. Мы – те, кто посеял их, – сами поражены. В Париже, как я уже сказал, пришлось прибегнуть к некоторой помощи извне.

– А здесь?

– Здесь беспокойно. Массы не желают возвращаться на работу. Всеобщая забастовка. Половина заводов опустела, народ толпится на городских путях. Они толкуют о Коммуне. Людей, одетых в шелк и атлас, на улицах оскорбляют. Синяя холстина ждет от вас всего на свете… Разумеется, вам не о чем беспокоиться. Мы пустили в дело Болтающие Машины – призываем к законности и порядку. Нужно крепко держать их в узде – только и всего.

Грэм задумался – искал способ показать свою независимость. Но заговорил сдержанно:

– Даже если для этого вызывают черную полицию…