Лучшие романы

Двое в бледно-синем лежали рядом в неровной стрелковой цепи, протянувшейся через всю Роухамптонскую летную площадку. Они сжимали свои карабины и всматривались в тень соседней площадки – Уимблдонский парк. Время от времени они перебрасывались фразами на искаженном английском, характерном для их класса и века. Стрельба сторонников Острога затихла, враги почти не показывались. Однако отзвуки боя, который шел теперь в нижних галереях соседней площадки, временами доносились до них сквозь трескотню выстрелов со стороны мятежников. Один из людей в синем рассказывал товарищу, как он заметил там, внизу, человека, нырнувшего за балку, прицелился наугад и прихлопнул его, когда тот высунулся.

– Вон он там валяется, – сказал стрелок. – Видишь темное пятно? Да, там, между балками.

В нескольких ярдах позади них лицом к небу лежал мертвец, на его синей холщовой куртке дымилось тлеющее пятно вокруг аккуратной дырочки на груди, пробитой пулей. Рядом с убитым сидел раненый с забинтованной ногой и равнодушно смотрел на поднимающийся дымок. Позади них поперек тележки лежал захваченный моноплан.

– А теперь я его что-то не вижу, – сказал напарник, поддразнивая стрелка.

Стрелок разъярился и закричал, доказывая свое. Но тут из-под площадки донесся шум и топот.

– Что еще там такое? – сказал он и приподнялся на локте, чтобы видеть верх лестницы в углублении посреди площадки. Несколько фигур в синем поднялись наверх и двинулись в их сторону.

– Нам ни к чему все эти болваны, – сказал его напарник. – Столпились там и мешают стрелять. Что им надо?

– Тише, они что-то кричат.

Оба прислушались. Новоприбывшие сгрудились вокруг моноплана. Три командира отрядов в черных мантиях со значками пролезли сквозь корпус и очутились наверху. Рядовые бойцы бросились к крыльям, ухватились за их края, так что аппарат оказался полностью окружен людьми, а кое-где в три ряда. Один из стрелков встал на колени.

– Смотри-ка, ставят на тележку… Вот зачем они здесь.

Он поднялся, его друг – за ним.

– К чему это? – сказал он. – У нас ведь нет аэронавтов.

– Однако все равно ставят, – сказал стрелок.

Он взглянул на свой карабин, на людей вокруг машины и вдруг обратился к раненому.

– Присмотри за этим, приятель, – сказал он, передавая ему оружие и патронташ, и бросился к моноплану.

Четверть часа он толкал, тянул, кричал сам, выслушивал крики других, а когда наконец дело было сделано, стоял посреди толпы, громко радуясь успешному завершению работы. К этому времени он уже знал то, что знали все в городе, – Хозяин, хотя и новичок в аэронавтике, хочет полететь на этой машине, сию минуту он едет сюда и не позволит лететь никому другому.

«Только тот, кто подвергает себя самой большой опасности и несет самое тяжкое бремя, – тот и есть истинный Правитель», – так, по рассказам, объявил Хозяин. Стрелок еще выкрикивал приветствия, капли пота еще бежали из-под его взлохмаченных волос, когда поднялся громоподобный рев, перебиваемый всплесками революционного гимна. Толпа расступилась, стало видно, что густой поток голов течет вверх по лестнице. «Хозяин идет! – кричали люди. – Хозяин идет!» Толпа становилась все плотнее. Он начал проталкиваться к центральной лестнице.

– Хозяин идет! Спящий! Хозяин! Наш Бог и Хозяин! – ревели люди.

И вдруг совсем рядом с ним оказались черные мундиры революционной гвардии, и он первый и последний раз в своей жизни увидел Грэма, увидел совсем близко: высокий темноволосый человек в развевающейся черной мантии, с бледным, решительным лицом, с устремленным вперед взором; человек, мысли и чувства которого далеки от мелочной суеты вокруг…

До конца своих дней стрелок запомнил бескровное лицо Грэма. Через мгновение оно исчезло в неистовой толпе. Какой-то парнишка, заливаясь слезами, натолкнулся на него и стал отжимать к лестнице с криком:

– Очистите дорогу моноплану, дурачье!

Громко, резко зазвучал колокол – сигнал очистить площадку.

Под этот звон, отдающийся в ушах, Грэм приблизился к моноплану и вошел в тень наклоненного крыла. Несколько человек хотели сопровождать его, но он жестом отстранил их. Надо было вспомнить, как запускается двигатель. Колокол бил все чаще, и все громче звучал в ушах топот отбегающих людей. Человек в желтом помог ему пролезть внутрь сквозь ребра корпуса. Грэм взобрался на сиденье аэронавта, тщательно пристегнулся. Но что это? Человек в желтом указал на две маленькие машины, набирающие высоту в южной стороне. Без сомнения, они поднимались навстречу приближающимся аэропланам. Но сейчас у Грэма была одна задача: взлететь. Ему что-то кричали, о чем-то спрашивали, предупреждали. Это мешало. Нужно было думать о машине, вспомнить каждую подробность предыдущих полетов. Он махнул рукой, отгоняя людей, увидел, что человек в желтом спрыгнул вниз между ребер моноплана, а толпа послушно расступилась и прижалась к решеткам ограждения.