Лучший книжный парень

Хизер начала больше заботиться о своей одежде и внешнем виде. Теперь она носила платья и обтягивающие шорты, а не наши обычные спортивные штаны и футболки, чтобы лазить по дереву. Каждый день она приносила с собой плед для пикника, и мы часами слушали музыку через наушники. По ночам я загружал музыку и записывал компакт-диски с миксами, чтобы мы могли их послушать, тщательно подбирая тексты, чтобы убедиться, что в них достаточно скрытого смысла, чтобы признаться ей в своих чувствах. Мы лежали на спине совершенно неподвижно в тени дерева, стараясь не двигаться, чтобы диск не «выскочил». Я всегда чувствовал, когда мы лежали очень близко друг к другу. Если бы я пошевелился, то мог бы дотронуться до нее, но мне не хватало смелости выяснить, будет ли это нормально или нет.

Иногда мы приносили книги и тихо читали рядом друг с другом, а иногда зачитывали отрывки вслух. Ей нравилась сила слов, и ее страсть к книгам была заразительной. Иногда она доставала старые любовные романы из маминого книжного шкафа, и мы покатывались со смеху при упоминаниях о стержнях, жезлах и сияющих шарах. Она бы посмеялась, узнав, что я вновь читаю романы.

Мы много фантазировали. Но приключения, которые мы планировали, уже были не столько о наших детских полетах на Марс, сколько о жизни, которую мы надеялись прожить. Мы часами говорили о том, куда бы нам отправиться. О том, что мы могли бы увидеть и сделать. Кого мы могли бы встретить в наших путешествиях. Мы говорили о людях, которыми, как мы надеялись, станем. Мы все это планировали прямо здесь, под деревом, давая бесконечные обещания, ни разу не сказав того, чего не имели в виду.

Это всегда были «мы». Никогда не было сомнений, что мы испытаем все это не вместе.

Она научила меня плести браслеты дружбы, зажимая один конец между коленями, а пальцами завязывая узел за узлом, пока не получались замысловатые узоры. Мои были чертовски убогими, а ее — настоящим произведением искусства.

Мы провели то лето, постепенно сближаясь, и к последней неделе она уже читала мне, а я лежал, положив голову ей на колени. Она гладила меня по волосам и иногда пела мне. Иногда мы держались за руки, слушая музыку, а в какой-то момент даже обнялись на прощание, перед тем, как пошли ужинать каждый своей дорогой.

Однажды утром она пришла в плохом настроении. Я помог ей расстелить одеяло, но когда сел, она прислонилась к дереву и надулась, скрестив руки на груди.

— Что не так? — поинтересовался я.

— Ты когда-нибудь меня поцелуешь? — раздраженно спросила она.

Я встал к ней лицом. Положил руки ей на бедра. Она сделала то же самое, и мы прогнулись в талии. Это изменило нашу жизнь. Я сразу пожалел, что не поцеловал ее в первый же день летних каникул. Сколько времени мы потратили впустую, стесняясь друг друга, когда могли бы целоваться все дни напролет. Оказалось, что поцелуи — это все.

Мысленно я вижу тот день словно в замедленной съемке. Дерево в центре кадра, солнце, пробивающееся сквозь утреннюю дымку к его вершине, а затем опускающееся на другую сторону. А там, под ним, мы — переплетение конечностей, которое не разнимается до захода солнца.

То же самое мы проделали и на следующий день, и следующий, и лишь утром следующего дня, потому что мама повела ее покупать новые туфли. Я помню, что они были блестящими, черными и массивными и выглядели немного нелепо на ее длинных худых ногах, но что я знал об обуви и моде?

Мы пришли на первый день десятого учебного года, на наших запястьях красовались браслеты дружбы, которые мы обещали никогда не снимать. К обеду нам обоим написали замечания, что на следующий день их нужно оставить дома. Мы вели себя так, словно это была самая большая несправедливость в мире. Сейчас это кажется смешным, но тогда мы чувствовали себя словно Ромео и Джульетта, которых пытаются разлучить. Как влюбленные юные бунтари, мы носили их на лодыжках, спрятав под длинными носками и брюками. Наш маленький секрет. Все они до сих пор хранятся у меня в коробке.

Иногда я жалею, что мы не похоронили ее здесь, чтобы я мог лежать на земле и чувствовать близость к ней. Вместо этого мы развеяли ее прах. Она повсюду: в земле, в ветвях, в дуновении ветерка, но всегда вне пределов моей досягаемости. И все равно я провожу пальцами по траве.

— Ну, я кое-кого встретил. — Мое сердце так сильно болит, когда я произношу это вслух. В любом другом контексте это была бы ужасная новость, которой не стоило бы делиться со своей женой. — Я переспал с ней, Хизер.

Я опускаюсь на колени и начинаю рыдать.

— Мне так жаль. — Мне нужно выплакаться, это ужасно, но необходимо. Я должен снять это с себя.

— Ее зовут Кара, — продолжаю я. — Я встретил ее в кафе и думаю, она бы тебе понравилась.

Тереблю шов на ботинке, а слезы продолжают литься, выплескиваясь наружу вместе с чувствами, которые я слишком долго держал в себе.