Лук и Красные Холмы

Олег Николаевич, шофер Толик и жена Козырева, нагруженные мешками и сумками, удалились в недра главного барака, за свою роскошь (в наличии водопровод, сантехника, название "Зарафшан", дежурная по единственному этажу) именуемого отелем, гостиницей, Толик вернулся и тотчас вовлекся в толпу болельщиков, а трое мужчин — Козырев, Юра и еще один, ровесник Юре, остались стоять и потихонечку обсуждать что-то свое. Козырев и Юра некурящие, а третий, видимо, понтовитый до небес: голова в африканском пробковом шлеме, длинные шорты цвета хаки, лет тридцать ему, а курит трубку — манерную, сильно изогнутую, темно-вишневого цвета.

Недолго они говорили, минут десять, но Лук весьма и весьма удивился бы, узнав, что короткие и почти небрежные реплики участников беседы касались и его, Лука.

— …ну, так… плохого как бы и не скажу…

— А плохого как бы и не надо. Просто примерную суть. Способности, склонности…

— Да… все мы в юности того… Шебутной немножко. Пить не умеет. Склонен провоцировать конфликты. Начитанный, не жлоб… Как-то так.

— Надолго с вами?

— Нет. Нам эти уб… пардон… нам из Москвы от начальства очередные циркуляры пришли, по экономии средств, по штатному расписанию… План по сокращению штатного расписания… Лук у нас до середины июля, дальше всё. Ну не Олега же Николаевича мне сокращать?

— Это понятно. А если бы не план, а?..

— Все равно. Кто он нам? Он же по справке, мы на такие случаи трудовую не выписываем. Да, и ему же в Ленинград возвращаться, он там восстанавливаться в вуз будет. Студент-расстрига, понимаешь. Лук — парень, в общем-то, неплохой, но… как это говорится… не с нашего огорода.

— Ну, а в остальном? Он что, всегда так орет?..

Лук в этот момент уличал шофера из золотильщиков в нарушении очереди, и делал это чуть громче и матернее, нежели это требовалось по обстановке… И вообще — окружающие часто говорили Луку, что он говорит на повышенных тонах, заводится и орет на всю ивановскую… Лук безуспешно боролся с этим своим недостатком, и ныне, и годы спустя…

— Да, есть это за ним. А что он вам так дался?.. Органы, что ли, им интересуются? Натворил чего?

— Ни-ни, Владимир Иванович. Нам насчет проступков перед органами ничего не известно, это не наша "епархия", а непосредственная прерогатива соответствующих служб. У нас чисто кадровая работа и забота, в Ленинграде и на местах. Ну, понятно, что с первым отделом приходится регулярно пересекаться, но в данном случае имеет место быть рутинный отчет по новому человеку. Вот, Юра подтвердит.

— Подтверждаю, хоть это все и не мое дело.

— Вот видите. Из военкомата сигнал поступил о соскочившем из поля зрения допризывнике, мы реагируем, не более того. То есть, с середины июля…

— Да, "по собственному желанию". Расчет, справка… О, чуть не забыл, ему еще характеристику для вуза надо будет сделать… Но это Козюренок накарябает, он его непосредственный начальник.

— Лев Алексеевич? Он с вами? Ну, надо же, это сюрприз, я буду рад его повидать, я однажды практику проходил под его началом!.. И как они — сработались?

— Да вроде бы Лев нашел с ним общий язык… А по мелочам со всеми нами всякое бывает, это же поле. Ну, что, в дом пойдемте? Умоемся, пообедаем?.. Апартаменты покажу, там даже койки с пружинной сеткой есть.

— Роскошно! Ведите, вы здесь хозяин!

И они ушли, не замеченные и не услышанные Луком, а Лук остался.

В тот далекий миг канувшего в Лету бытия, для него, двадцатилетнего парня, почти мальчишки, не существует ни военкоматов, ни проблемы трудового стажа и восстановления в университете, ни перспектив дальнейшего "бродяжничества" в поисках ураносодержащих пород на просторах пустыни Кызылкум, ни беспокойства родителей, вот уже месяц не получавших от него писем и телефонных весточек, ни города Ленинграда с друзьями и подругами… Нет!

Да! Он только что прочувствовал четкую взаимосвязь между весом камня, силой размаха и траекторией броска!.. Сейчас он всем нос утрет!..

Бутылки в двух бумажных мешках уже кончились, но азартные зрители и участники подносят из закромов все новые и новые… А ведь их можно было бы сдать! Но азарт важнее! Ручеек, правда, сильно усох и вот-вот прервется, но это совсем даже не беда: обед скоро!

Когда он вернется в Питер и восстановится в университет — вот там да! — у него будет достаточно времени, чтобы в дружеском застолье вспомнить и рассказать свои приключения и скромные подвиги! В хороших местах, среди хороших людей! А пока он просто живет, и просто наслаждается, сам того не осознавая, всеми нехитрыми, но такими яркими и сладкими радостями бытия, которые каждому из нас, живущему в земных пределах, на несколько невозвратных мгновений милостиво предоставляет юность.

Время — хищная мягкая лапа, с когтями возраста в ней.

ЭПИЛОГ

Прошлое — это будущее настоящее.

Судьбоносный месяц август, который казался таким далеким в марте, проступил очередной крохотной морщинкой на челе двадцатого века, и Лук, с бешено стучащим сердцем идет на набережную Макарова 6, чтобы узнать вердикт приемно-восстановительной комиссии о своей студенческой участи.