Лукьяненко

Вскоре Павел, видя затруднения, с какими отец каждый раз сталкивается, выделяя им продукты, и поняв бесперспективность ученья, уехал в Ивановскую. Стал помогать по хозяйству и изредка подвозить в город продукты для Василия. Каждый раз, наезжая, ходил на лекции, делал записи.

В начале 1920 года белые объявили очередную мобилизацию. Василий получил расчет на работе. Ему было приказано явиться на призывной пункт по месту жительства. Он приехал домой ночью, чем немало напугал отца и мачеху. Но вскоре страх прошел, и все принялись решать, как быть. Выход один. Василий уйдет в Красный лес. Там, говорят, уже есть несколько ивановских. Скрываются в нем и те, что вернулись с фронта, а теперь прячутся от беляков. Надо будет искать их и вместе пережидать это время. Фронт белых рассыпался, они теперь только и знают, что катятся как перекати-поле, нигде не держатся. Придется пожить в землянке, что ж делать…

Проводил Павел старшего брата в Красный лес и часто наведывался потом к нему, приносил то продукты, то кое-какое бельишко или теплую одёжу.

Деникин не мог добраться до Екатеринодара, хотя находился в ста двадцати семи верстах от него. Он вынужден был бездействовать в своем штабном вагоне, в то время как печать Кубанской рады призывала казачество на борьбу с кадетами, посягнувшими на самостийность. Откатываясь все дальше от Сальских степей в направлении Черного моря под натиском регулярных частей Красной Армии, белогвардейцы наконец достигли столицы кубанского казачества, верхушка которого так некстати подвела белое движение. Из-под самого Царицына отозвать кубанцев в тот самый момент, когда, быть может, очередной поход и въезд в Белокаменную под малиновый трезвон сорока сороков, да на белом коне казался генералам делом не таким уж и несбыточным!

Движение поездов из города и в него было перерезано. Кольцо офицерских частей сомкнулось. Без особого труда добровольцы овладели городом, и началась расправа. Разыскивались наиболее ярые поборники рады. Говорили, что многих из них арестовали в Зимнем театре во время очередной перепалки. А вскоре перепуганные обыватели смогли увидеть на крепостной площади труп одного из самых ярых самостийников, Калабухова. На груди у него висела дощечка с надписью: «Изменник Родины и казачества!»

Городок заполнился бесчисленными штабами, дипломатическими миссиями и беженцами. Казалось, все чиновничество, фабриканты, купцы обеих столиц, все титулованные особы России собрались сюда. Да к тому же еще сплошные генеральские лампасы на тихих улочках весеннего городка!

«Знатоки души» русского народа и России пытались ухватиться за последнюю возможность закрепиться на этих рубежах и еще раз начать новый поход на Москву. На углу Соборной и Борзиковской в особняке обувного короля Фотиади разрабатывались планы, коим уже никогда не суждено было сбыться. За морями, за горами, в тридесятых царствах вынуждены были досказывать свои замыслы неудавшиеся стратеги.

Но скоро агония кончилась. В земле Новороссийска нашел свой приют небезызвестный Пуришкевич, скончавшийся в тифозном бреду. Там же испустила дух и сама белая идея, и остались метаться на мартовских улочках и пристани города брошенные на произвол судьбы остатки «белого воинства» — в виду выбирающихся из Цемесской бухты кораблей «союзников» и вкатывающихся лавой красных конников…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

В ИНСТИТУТЕ

Первый раз Павла призывают в Красную Армию в 1920 году. Ему памятна напряженность тех августовских дней, когда Врангель высадил на Кубани десант и генерал Улагай смог захватить Тимашевскую и Брюховецкую. По Кубани прокатилась волна кулацких мятежей. Оживилась деятельность разного рода бандитских групп. Как только была ликвидирована эта опасность, Павла демобилизовывают. Он поступает в 1921 году в Кубанский университет. Но это учебное заведение долго не просуществовало, и его снова призывают в армию. Таким образом, Павел Лукьяненко находится на действительной службе в Красной Армии в качестве рядового, переписывает полковые бумаги. С этими обязанностями он неплохо справлялся хотя бы потому, что за плечами имел реальное училище. Не зря его в шутку здесь стали звать «грамотеем». Службу проходил вблизи станицы Тоннельной, неподалеку от Новороссийска. Отслужив наконец полагающийся срок, он демобилизовывается и вместе со своим земляком и однокашником, другом детства Андреем Васильченко отправляется для поступления в сельскохозяйственный институт, открывшийся в Краснодаре. Так, в сентябре 1922 года он становится наконец студентом.