Луна команчей

Бизоний Горб, перед глазами которого плыло, понял, что его сын, должно быть, проскользнул ему за спину. Прежде, чем он успел повернуться к нему лицом, Голубая Утка, молодой и ловкий, изо всех сил нанес удар копьем. Бизоний Горб пытался повернуться, но одеревеневшая нога помешала ему быстро закружиться вокруг своей оси, как он всегда умел. Он еще кружился, а в это время копье ударило его в горб. Оно вошло, но не пробило насквозь, хотя сила удара опрокинула Бизоньего Горба лицом вниз. Пылью забило ноздри. Он вообще не почувствовал ранения, только силу удара. Голубая Утка попытался протолкнуть копье насквозь или вытащить его, но не смог сделать ни того, ни другого. Острие копья жестче застряло в большом горбе, чем в щите из бизоньего черепа. Голубая Утка, раздраженный неудачным ударом, вскочил на спину своего отца и всем своим весом стал давить на копье, полный решимости проткнуть насквозь.

— Идите на помощь! — завопил он двум бандитам.

Вскоре Бизоний Горб увидел несколько ступней вокруг себя, когда двое мужчин и Голубая Утка навалились изо всех сил на копье.

Бизоний Горб понял, что его глупый сын в очередной раз допустил ошибку. Однажды он сам пытался проткнуть своим копьем горб бегущего бизона и в результате чуть не погиб. Прежде чем он сумел протолкнуть копье, бизон сдернул его с его лошади под ноги другого бизона. Теперь Голубая Утка совершил ту же самую ошибку, вонзив копье в его горб, а не в его сердце. Бизоний Горб лишился возможности петь свою военную песню. Люди наступали на него, пытаясь протолкнуть копье. Он не мог достаточно перевести дыхание, чтобы петь.

Он дергался в одну и другую сторону, пока люди давили на копье. Один раз он попытался располосовать ножом ноги людей, движущиеся вокруг него, но в его пальцах уже не хватало сил. Он выпустил из руки свой нож, и так же он выпускал из рук саму жизнь, свою жизнь воина. Последним отчаянным усилием Голубая Утка протолкнул копье сквозь горб и сквозь тело Бизоньего Горба тоже. Окровавленный наконечник вошел в землю под ним, так же, как его собственные стрелы когда-то проходили сквозь тела его врагов, прибивая их к земле. Бизоний Горб наполнился ненавистью к своему сыну, который отказал ему в молитве и песне смерти, на которые он так надеялся. Но он сам видел, как умирали многие люди, большинство из них от его собственной руки, и знал, что немногим людям посчастливилось умереть той смертью, какую они сами себе выбрали. Смерть не принадлежала ни людям, ни великим животным. Смерть приходила, когда наступало время ей прийти, и вот теперь она пришла к нему. Он больше ничего не мог поделать, и даже последний всплеск ненависти, который он направил на своего сына, остался незамеченным. Голубая Утка и два других изгоя тяжело дышали где-то позади него, тяжело дышали от усилий, которые приложили, чтобы убить его. Даже теперь Бизоний Горб все еще мог немного двигать руками и ногами, хотя копье прибило его к земле.

— Смотрите на него! — воскликнул один из людей. — Он все еще не умер. Он двигается как старая черепаха.

Бизоний Горб закрыл свои глаза. Он помнил старые истории — старые, старые истории о великой черепахе, которая позволила Людям ехать на ее спине, когда вывезла их с подземной родины в светлый мир. Он помнил историю о черепахе, старую историю, которую слышал от своей бабушки или кого-нибудь еще более старого, чем его бабушка, кого-то, кто знал о начале Людей во времена до того, как они узнали о свете, бизонах и травянистых равнинах. Он чувствовал, как под ним растет трава, растет и поднимается, чтобы укрыть его, растет, чтобы спрятать его от волка и медведя. Затем он не чувствовал больше ничего.

— Он умер, Утка, — сказал Обезьяна Джон, заметив, что старый команч с уродливым горбом прекратил двигать руками и ногами.

Голубая Утка все еще тяжело дышал от усилий, которые он приложил для убийства своего отца. Несколько мгновений, когда копье застряло в горбе, он был в отчаянии. Он боялся, что его отец снова обманет его, умерев по-своему. В последний раз он видел отца слабым стариком, держащим нож и претендующим на то, чтобы быть воином, но его взгляд был полон непримиримой ненависти, которая заставляла столько людей терять волю к сопротивлению и позволить Бизоньему Горбу убить их. Даже когда старик был приколот к земле собственным копьем, его вид излучал ненависть. Голубая Утка был готов взять топор и отрубить ему голову, если это требовалось, чтобы, наконец, убить его. Но бросив еще взгляд, он увидел, что Обезьяна Джон был прав. Бизоний Горб был мертв. Все равно он отправился к своей лошади, желая взять топор, когда Эрмоук остановил его.

— Куда ты идешь, Утка? — спросил его Эрмоук.

— Я хочу забрать его голову, — ответил Голубая Утка.

— Не сегодня, у тебя нет времени, — сказал Эрмоук, указав на юг в направлении Лошадиного озера.